Deep Space Empires. Дехраит
Шрифт:
А ещё, у меня была одна небольшая догадка по поводу таинственного информатора ребят. И если она верна, волноваться нам было не о чем. Разве что мне лично, потому что в этом случае, придется немного поворошить прошлое.
Я сделала себе огромную чашку кофе на кухне и с какой-то теплотой вспомнила то время, когда радостный Айко привёз эту чёрную жижу с Гайи и восторженно делился со мной своим новым любимым напитком. Ночью он опять снился мне, и это было ужасно и волнующе одновременно. Я его восторгов по поводу кофе не разделила,
Мы с чашкой протащились по пустым коридорам и наткнулись на лифт. Интересно. Где здесь может быть портал? Хотелось бы на него посмотреть. Внизу или наверху? Начнем сверху. Я бы не стала размещать такую мощную вибрирующую штуку в пещере, где вибрации могут рано или поздно дать трещины в сводах. На самом верхнем этаже двери лифта вывели меня прямиком на сверкающую утренней росой изумрудную лужайку. Лифт был замаскирован под каменную глыбу, а когда двери закрылись и полностью слились со скалой, я поняла, что не смогу открыть их обратно.
Ничего, они скоро всё равно меня найдут. Об этом точно не стоит нервничать. Потягивая кофе, я побрела дальше. Плато было абсолютно волшебным. Это напомнило мне планетарный заповедник – Тейену. Волшебный, девственно чистый край, где периодически отдыхали от цифрового и техногенного шума богатеи и политики разных империй. Доступ туда был разрешён только особым членам этого «элитного» клуба, куда за выслугу лет, входила и я.
Через пять минут после последнего глотка кофе меня накрыла бешеная тахикардия. Сердце стучало, дыхание затруднилось. Что за фигня? Это не моя обычная, классическая паническая атака. Чтобы она началась, должно было действительно произойти что-то, что бы выбило из хрупкого душевного равновесия.
Макс оказался рядом очень вовремя.
– Так, дыши, дыши глубоко, сейчас пройдет.
– Что это?
– У меня только одно предположение. Тебе точно нельзя пить сразу пять двойных эспрессо самой большой крепости.
– Это что, из-за этой черной гадости? Я уже пила её однажды.
– В другом теле?
– Угу.
– Поздравляю. Теперь привыкай к обычному человеческому метаболизму. Так много нам сразу нельзя, если не хочешь схлопотать инфаркт.
– Я уже прошла улучшения в регенераторе.
– Ты всё ещё человек. И айн немного. Я посмотрел данные. А у нас с айнами генетика так себе, по сравнению с ахрагами и раатами.
– Не повезло.
– Я не жалуюсь.
– Макс, – я постепенно пришла в себя, – можешь влезть в официальные списки айнов на планете и проверить одно имя?
– Конечно. Говори. – Он достал коммуникатор.
– Эйнар Дернардарит.
– Ммм, нет. Нет такого.
– Эйнар Раш-Ахшарон.
– Ммм, нет.
– Эйнар Найриди?
– Нет.
– Эннарриан Найриди?
– Нет, кого мы ищем? – Жалобно спросил Макс.
– Старого знакомого.
Я кисло смотрела вдаль, сидя на краю обрыва на траве и приводя дыхание в порядок. Макс смотрел туда же, и его взгляд был не по годам печальным.
– Давно это случилось?
– Десять лет назад. – Он сразу же понял, что я спрашиваю о его жене. – Мне кажется, я осмыслил и справился.
Справился? Поэтому у тебя полный гараж шаттлов с женскими именами? Я всё-таки не сказала этого вслух, это было бы слишком жестоко.
– А как ты справляешься? – Всё-таки спросил он.
– Иногда я утешаю себя тем, что каждая душа сама выбирает, сколько и как ей жить в этом воплощении. И как бы мы их ни любили, мы не можем на это повлиять.
– Ты что-то говорила про Зал Памяти?
– Точно, – улыбнулась я. – Тело умирает, душа попадает в Зал Памяти. Если это нормальная душа, не такая, как я. Смотрит, как много она накосячила в той жизни и назначает себе следующие испытания, чтобы искупить прошлое. Что-то исправить или научиться чему-то новому. Пережить новую боль.
– Не зависимо от возраста? – Макс сглотнул.
– Молодость – всего лишь возраст тела. Это быстро проходит. А души – очень старые, и, поверь, успевают накосячить не мало. Главное, что нужно помнить. Никто никого не наказывает. В Зале Памяти ты не имеешь никакой возможности избежать закона всемирного равновесия, каждый сам назначает себе программу следующего воплощения.
Здесь и болезни, и предназначение, и отношения, и скоротечность жизни. Люди забывают это все после рождения, им кажется, что ими руководит некая жестокая судьба, но в действительности – они всё решают сами. Это просто надо уважать. И я уважаю.
– А как же ты?
– А я ненормальная душа и была в Зале Памяти только один раз. Для меня все эти тела – как одно длинное-длинное воплощение.
– Но ты ведь тоже что-то искупаешь.
– В яблочко.
– Поэтому всегда «из хороших парней»?
– Быть на стороне добра и быть добрым – разные вещи. Иногда очень добрые люди бывают глупыми и начинают действовать «на благо» зла, если можно так выразиться. Их вина только в их глупости. А иногда злюки, вроде меня, просто понимают, что никогда нельзя сдаваться. Что если не быть за «хороших парней», то и жить незачем. Но праведная гневливость вовсе не делает тебя добрым.
– Да, я заметил. – Хихикнул Макс. – Ты когда-нибудь кончала с собой?
– Было дело. – Ухмыльнулась я. – Только в этом нет никакого смысла. Всегда попадаешь туда же, откуда хотел сбежать. Только каждый раз – в гораздо худшие условия. Хуже, и хуже, и хуже. Если хочешь что-то исправить, то только не так. Только деланием добра. По-другому не получается, я не раз проверяла, поверь.
– То есть далеко не один? – Хитро спросил он.
Я закатила глаза, пожевывая травинку, и многозначительно хмыкнула.