Дефо
Шрифт:
Робинзон, бывший отшельник Острова Отчаяния, беседует в сердце Сибири со ссыльным русским. В одной библиотеке хранится экземпляр «Приключений Робинзона», где весь этот разговор весьма выразительно размечен неким добровольным комментатором, который, конечно, портил книгу, но в то же время сигналил: «Да вчитайтесь же!», потому что в самом деле эта беседа как-то не привлекала к себе специального внимания.
Это поразительный разговор по душам двух людей, на долю которых выпали «необычайные приключения», жестокие испытания, отрыв от мира. Если учесть, что в России Дефо не бывал, то выбор собеседника, которому Робинзон излагает свое кредо и, в свою очередь, выслушивает его исповедь, примечателен. Это подчеркнутый жест расположения к русским. Называл их Дефо «медведями», говорил, что они «безрассуднее испанцев», он их и христианами-то
В Тобольске они прожили всем караваном восемь месяцев. Робинзон жалуется на холод, и вообще все ощущения переданы с отчетливостью и непосредственностью: видно близкое, хотя бы косвенное знакомство со всей сибирской обстановкой. Кого-то из путешественников Дефо слушал очень внимательно! Пугая холодом на улице, Робинзон тут же хвалит теплоту изб, остается вполне доволен едой. «Весь провиант, – рассказывает он, – заготовляется летом и хорошо сохраняется до зимы». Пили воду, смешанную с водкой, а в торжественных случаях мед, вызывающий у Робинзона оценку: «Прекрасно!» «Словом, – говорит Робинзон, – жили весело и хорошо».
Когда «Приключения Робинзона» были в полной славе, Дефо выпустил «Историю Петра», полное название которой: «Беспристрастная история жизни и деятельности Петра Алексеевича, нынешнего царя Московии, от его рождения до настоящего времени. С описанием его путешествий и переговоров в разных европейских странах. Его действия и достижения в северных и восточных частях света. Во взаимосвязи с историей Московии. Написано британским офицером, находившимся на царской службе», Лондон, 1723 год, 420 страниц. Печатали книгу сразу три издателя, выдержала она одно издание за другим, лишь с тем изменением, что стала с 1725 года называться «Подлинной, достоверной историей и т. п.».
«Написано британским офицером» – это, разумеется, так же, как «написаны им самим» Робинзоновы «Приключения» или «шотландцем» – «Войны Карла XII». Это мы понимаем уже даже слишком хорошо. А вот что послужило внутренними источниками петровской «Истории»? К сожалению, такой высоконаучной экспертизе, как страницы сибирского путешествия Робинзона, эта книга пока не подвергалась. Можно себе представить, как к ней отнесся бы А. С. Пушкин, в особенности увидев на ее страницах своих дальних родственников, прежде всего Федора Матвеевича Пушкина, того стольника Петра I, который, по пушкинским словам, «уличен был в заговоре против государя и казнен»… Но Пушкин, получивший, возможно, из библиотеки прадеда «Робинзона», «Дневник чумного года» и «Всеобщую историю пиратов», «Беспристрастной истории Петра Алексеевича», судя по всему, для себя как-то не обнаружил.
«Беспристрастная история Петра Алексеевича», как это бывает со второстепенными книгами, очень характерно «выдает» автора. По обыкновению Дефо автор скрыт у него под маской беспристрастного рассказчика. Этот английский офицер, служащий в русской армии, участвует в боях русско-шведской войны, в том числе под Полтавой. На многих страницах книги во всех подробностях, какие только мог почерпнуть Дефо из книжных источников, описывается знаменитая битва. Как художественная или хотя бы историческая проза описание это немногого стоит, да и вообще вся книга, написанная, опять-таки по обыкновению Дефо, в краткий срок, преимущественно пересказывает чужие слова. И все же из-под груды наспех переписанных источников, из-под маски «беспристрастия» прорывается личное отношение Дефо к Петру I. Как он сочувствует государственному деятелю, который, «дробя стекло, кует булат»! Можно прямо сказать, что в отношении Дефо к своему герою есть что-то пушкинское – понимание исторической оправданности позиции Петра.
Книга открывается буквально апологией Петра, вовсе не восторженной, взахлеб, а деловитой, с перечислением по пунктам, что сумел совершить Петр. Допустим, это списано с других источников – ведь к приезду русского царя в Англию были составлены два специальных меморандума с очерком его деятельности, но то же самое Дефо говорил и от своего собственного лица в «Обозрении» или в трактатах по торговле, ссылался на петровские реформы как на пример гигантских преобразований. Что особенно интересует Дефо в деятельности Петра, так это ресурсы, изыскание средств и рабочей силы. Дефо имел определенное представление о той цене, которая была заплачена за петровские преобразования. Он согласился бы с мнением Пушкина: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом» – все это подчеркнуто самим Пушкиным и отмечено у него в набросках к его «Истории Петра» в связи с 1721 годом, тем самым годом, которым примерно и заканчивается «Беспристрастная история» Дефо. И в то же время Дефо говорит: «Покажите мне в Европе еще такого государя, который бы, не имея прежде ни одного корабля, за три года построил бы флот!» (стр. 254–255).
Сравнивая «Историю войн Карла XII» и «Беспристрастную историю Петра Алексеевича», английские исследователи находят немало общих источников, а разницу видят лишь в акцентах в положительную или отрицательную сторону. Но, по Дефо, вся деятельность Карла разрушительна, и Дефо именно такой ее и представляет устами «британца». Петр для него совершенно другое. Что бы ни говорил Дефо о его «жестоких методах», он видит совершенно другую направленность и другие результаты петровской деятельности. Более того, он не находит в деятельности Петра целого ряда особенностей, общих для практики всех государственных подъемов, а именно политики чисто колониальной, то есть грабежа и захвата. Войны Петра Дефо оценивает как стратегические. Он на первых же страницах говорит: «Не за счет завоеваний прежде всего преобразовывал страну Петр, а перестройкой экономики, обычаев, нравов и торговли» (стр. 3).
Подойдя к Полтаве, Дефо надевает двойную маску: рассматривает битву даже не глазами своего условного рассказчика, а, по донесениям шведов, подчеркивая – «чтобы не льстить». Но у него прорывается и взгляд внутренний: кто же, как не этот «британец», сражающийся под русскими знаменами, видит смелое поведение самого Петра, его стремление быть в самых жарких местах битвы. Нет, яркой Полтавы здесь не ищите. Личное, идущее от самого Дефо, сказывается в мелочах, подобных «монмутской шапке», в одобрении, явно проскальзывающем в указании на неформальность поведения Петра I, его пренебрежение к условностям.
Непропорциональное место по сравнению с куда более значительными событиями занимает в этой книге история не собственно Петра I, а его посланника Матвеева, и в этом тоже сказывается рука самого Дефо. Мы знаем, что в этой матвеевской истории было нечто, хотя бы косвенно касавшееся его самого, и уж он развернул международный скандал по документам, тогда еще не опубликованным и, видимо, известным ему из архивных источников.
Напомним, в чем было дело. Опытнейший дипломат А. А. Матвеев вел в Лондоне длительные и, чем дальше, тем все более (как он убеждался) бесплодные переговоры о совместных действиях России и Англии. Англичане заверяли, обещали, медлили и уходили от переговоров. В конце концов, по его же собственным сообщениям, Матвеев был отозван. И вот в июле 1708 года, в день, когда ехал он рассчитаться со своими кредиторами (долг – пятьдесят фунтов), на его экипаж набросились какие-то вооруженные люди с криками, что он хочет сбежать от уплаты долга. Его потащили куда-то, сначала в совершенно непотребное место, а потом в суд, который как-то мгновенно сработал, признав Матвеева виновным, и он оказался под стражей. Матвееву старательно не давали связаться ни со своим, ни с английским правительством. Короче, что-то неслыханное. Выручил его датский посланник, равно как в организации скандала подозревали посланника шведского при попустительстве англичан.
Но этого еще мало. Никаких официальных извинений Матвееву принесено не было. И он первым написал обо всем Бойлю, одному из высших государственных чиновников. Бойль ответил, но довольно вяло. Матвеев опять написал, оставшись, естественно, не удовлетворен таким ответом. И завязалась переписка, которую Дефо всю приводит.
Нельзя сказать, что он просто переписывает документы, хотя, казалось бы, он их в самом деле всего лишь переписывает. В тщательном переписывании на этот раз и сказывается самое что ни на есть субъективное отношение Дефо к этой истории, столь похожей на его собственные истории, внезапные аресты, суды и пр. И мы знаем, с ним не только бывали похожие истории. Их, кроме того, подстраивали еще и те же самые люди, что роились вокруг русского посла. Прожженный сутяга Бенсон стряпал дело против Матвеева так же, как потрясал он рукописью Дефо, обвиняя его в «государственной измене».