Дегтярев
Шрифт:
На полигоне стоял готовый к испытаниям новый пулемет — переделочный образец Максима—Токарева и последняя модель немецкого пулемета Драйзе, который должен был испытываться для сравнения.
Как и в прошлые испытания, Дегтяреву указали отведенное для его пулемета место в одной линии с другими образцами, и он стал готовиться к «бою».
На этот раз Василий Алексеевич чувствовал себя совсем иначе: он разговаривал с Федоровым, шутил со стрелками и, казалось, был полон уверенности в победе.
— А как же вы насчет «Драйзе»? —
— Побью! — решительно заявил Дегтярев и лег к пулемету.
Федоров никогда не видел в Дегтяреве такой решительности. Это ему понравилось.
Члены комиссии осмотрели все пулеметы и приказали приготовиться к стрельбе.
Стрельба началась по команде из всех пулеметов одновременно и велась с маленькими перерывами для необходимой смены мишеней. Это был первый этап испытаний — на кучность и рассеивание пуль. Он принес Дегтяреву радостные известия: его пулемет показал наибольшую кучность стрельбы.
Следующим этапом были испытания на живучесть.
К каждому пулемету поставили специальных наблюдателей и счетчиков. Они должны были подсчитывать количество задержек и регистрировать число выстрелов.
Из-за одновременной трескотни трех пулеметов невозможно было расслышать слова команды, и наблюдатели больше обменивались с членами комиссии жестами.
Дегтярев так увлекся стрельбой, что не заметил, как смолкли его «соседи», и был остановлен наблюдателем, тоже не расслышавшим команду, лишь после того, как его пулемет сделал 580 выстрелов.
К нему подошли члены комиссии и внимательно осмотрели пулемет.
— Пятьсот восемьдесят, говорите?
— Так точно, пятьсот восемьдесят! — доложил наблюдатель.
— Это же почти двойную норму отбухал без охлаждения, — удивился председатель комиссии.
— Любопытно проверить, сколько он простреляет без смазки?
— А смазка когда полагается? — спросил Дегтярев.
— После шестисот выстрелов.
Опять возобновилась стрельба.
Теперь члены комиссии стояли около Дегтярева, внимательно наблюдая за поведением его пулемета.
— Тысяча... тысяча двести... тысяча четыреста,— докладывал наблюдатель.
— Нагрелся?
— Не особенно, товарищ командир.
— Продолжайте стрельбу.
— Есть продолжать!
Пулемет трещал и трещал, уж мишень была разорвана в клочья, а Дегтярев упрямо бил по щиту.
— Тысяча восемьсот... тысяча девятьсот... две тысячи, — докладывал наблюдатель.
Вот замолчала машина Токарева. Изобретатель склонился над ней, и скоро пулемет опять заработал.
«А как же «Драйзе»? — думал Дегтярев. — Ведь у него уже были две задержки, неужели он окажется лучше «Токарева»?»
— Две тысячи сто... две тысячи двести...
Дегтярев взглянул влево. Ему послышалось, что дребезжащий стук «Драйзе» вдруг оборвался. Сердце радостно застучало. «Неужели хваленый «Драйзе» сдал? Так и есть, его исправляют».
— Две тысячи триста... две тысячи триста пятьдесят! — кричит наблюдатель.
Теперь Дегтярев слышит лишь выстрелы своего пулемета. Он оглядывается в сторону Токарева. «И у него заело». И опять бьет и бьет. Потом смотрит налево: около «Драйзе» механик безнадежно машет рукой. Дегтярев трогает нагревшуюся коробку и опять продолжает стрельбу.
— Стоп, отставить! — раздается команда, и дюжие руки наблюдателя хватают его за плечи. — Довольно!
— Сколько?—спрашивает председатель комиссии.
— Две тысячи шестьсот сорок шесть выстрелов, — доложил наблюдатель.
— Это великолепно! История пулеметного дела еще не знала таких рекордов. Поздравляю вас, товарищ Дегтярев, начало хорошее!..
И действительно, этот успех был лишь началом испытаний.
Пулеметам дали короткий отдых, охладили их в бочке с водой, исправили повреждения и вновь подвергли испытаниям. «Дегтярев» и «Токарев» работали исправно. «Драйзе» то и дело заедал и в конце концов был совершенно снят с испытаний.
Но вот пулеметы поставили на короткий отдых и смазку. Потом их искусственно засоряли.
— Стрельба продолжается! — раздалась команда.
И снова Дегтярев и Токарев ударили по щитам...
Уже побиты все рекорды по живучести, но оба пулемета продолжают работать. Наконец их снова искусственно засоряют. «Токарев» на этот раз начинает сдавать. У него все чаще появляются задержки, а «Дегтярев» работает, несмотря на пыль и засорение. Наконец председатель комиссии приказывает прекратить стрельбу. Федоров подходит к Дегтяреву, крепко и радостно трясет его руку.
— Василий Алексеевич, поздравляю вас, победа, большая победа! Мне никогда не доводилось наблюдать такой стрельбы.
В тот же вечер Дегтярев был представлен Клименту Ефремовичу Ворошилову. Климент Ефремович поздравил конструктора с выдающимся успехом и пожелал новых удач в его работе.
Встреча с товарищем Ворошиловым, его теплые, ободряющие слова взволновали Василия Алексеевича до глубины души. Он ехал домой охваченный стремлением работать с еще большей энергией и страстью.
ПОБЕДА РУССКОЙ ТЕХНИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Успех пулемета Дегтярева на комиссионных испытаниях в Москве еще нельзя было считать окончательной победой конструктора.
По существующему положению, пулемет должен был пройти еще полигонные и войсковые испытания, причем на полигонных испытаниях из пулемета стреляет не сам конструктор, хорошо знающий его капризы, а специальные стрелки-испытатели.
Войсковые испытания оружия производились непосредственно в воинских частях самими красноармейцами в условиях, приближенных к фронтовым. С пулеметом делали перебежки, брали водные и другие препятствия.