Дегустация волшебства (Бассейн в гареме)
Шрифт:
– Да ты не бойся, – смягчилась Надежда. – Я тебя до двери провожу, надо же выяснить, какому профессору картину подкладывать.
Никто их не остановил. В холле, как в каждом уважающем себя учебном заведении, на видном месте висело расписание занятий.
– Так-так, сегодня у нас что? Среда. Вот написано: с двенадцати до двух техника живописи, класс профессора Аристархова. Номер двести четырнадцать. Вперед!
– Я не могу, – прошептала Лена. – Боюсь ее нести, картину эту проклятую… Вдруг кто-то увидит?
– Да кто тут увидит? – увещевала ее Надежда тоже шепотом. – Ты пойми: этих холстов тут – как листьев в лесу, а где лучше всего спрятать лист, как не в гуще деревьев? А где лучше всего спрятать холст, как не среди других холстов?
– Но нам-то нужно, чтобы его быстрее нашли, – возразила Лена.
– Да, действительно… Совсем ты меня запутала! – рассердилась Надежда. – Иди уже!
По широкой лестнице Лена поднялась на второй этаж. Навстречу ей шли студенты – девушки в таких же, как она, рваных джинсах, парни с длинными волосами. Бесформенные свитера, длинные юбки, холщовые вылинявшие рубахи… На некоторых было надето нечто вовсе уж несусветное, но никто не показывал на них пальцем. Попадались, правда, и вполне приличные студенты, но у всех без исключения волосы были прихвачены широкой кожаной лентой или платком – чтобы волосы не мешали рисовать и не пачкались в краске. У многих были в руках такие же папки для рисунков, как у Лены, это никого не удивляло.
«Нужно принять деловой вид, как будто я здесь своя», – подумала Лена.
Она посматривала на номера классов, вот и двести четырнадцатая аудитория. Дверь была полуоткрыта, очевидно, занятия уже закончились. Крупный вальяжный человек с очень светлыми, почти белыми, но не седыми волосами, стоял посредине класса, окруженный студентами, и говорил что-то громким хорошо поставленным голосом. Лена остановилась на пороге. На нее никто не обратил внимания, все слушали профессора Аристархова, а это был именно он. В углу на маленьком столике были навалены какие-то холсты. Лена открыла свою папку, достала холст и, замирая от страха, пошла в сторону столика, ожидая, что кто-нибудь ее окликнет. Вдруг боковым зрением она заметила в коридоре до ужаса знакомый силуэт. Она где-то видела уже этого человека – невысокого ростом, но плотного и коренастого. Шея была такая короткая, казалось, что голова лежит просто на плечах, как арбуз на блюде. Господи, да не узнать его невозможно! Ведь это он, тот самый старший из полицейских, которые приезжали в квартиру Дениса позавчера. Что-то им успел настучать бармен Венечка, они и поверили. Значит, они не отстали, возможно, еще раз допросили Дениса, а он выдал Лену. И сейчас этот, без шеи, следит за ней и, наверное, скоро арестует…
Лена застыла на месте, окаменев от страха. В панике она совершенно забыла, что перед тем, как прийти в академию, совершенно изменила свою внешность, что ее сейчас родная мать не узнала бы, а не то что полицейский, который видел ее всего один раз.
Он заглянул в класс, оглядел всех спокойно-равнодушным взглядом и спросил что-то вполголоса у ближайшей к нему рослой мужеподобной девицы. Черные кудри выбивались из-под традиционной кожаной повязки, мощные бицепсы перекатывались под черной футболкой. Трудно было представить, что она может держать в руках кисть. При такой комплекции уместнее было бы спортивное ядро или на худой конец весло. Девица повела широкими плечами и махнула рукой в сторону профессора Аристархова.
Не в силах больше стоять на месте, Лена очнулась и стала медленно пробираться к выходу из класса, прижав к груди холст. Профессор повернулся к вошедшему и внимательно слушал, что тот говорил ему вполголоса. Лене казалось, что звуки замерли, и в полной тишине все слышат, как бьется ее сердце.
«Спокойно, спокойно», – твердила она себе, но уже подступал к горлу животный ужас, и она боялась, что сорвется, побежит по коридору, крича во все горло. Она опустила глаза, выскользнула за дверь и пошла, стараясь не ускорять шаг. В голове стучала только одна мысль: избавиться от проклятой картины и бежать отсюда, куда глаза глядят. Сто раз пожалела она, что поддалась на уговоры соседки Надежды Николаевны. Нужно было оставить картину там, в темном сыром подвале, и пускай бы она там сгнила или крысы разгрызли.
На ходу Лена оглянулась и заметила удаляющуюся спину того типа без шеи. Очевидно, он уже выяснил у профессора Аристархова все, что его интересовало, и пошел дальше. Во всяком случае, Лену он преследовать не собирался, и это было хорошо. Но возвращаться к Надежде с картиной было никак нельзя, картина просто жгла Лене руки. У самой лестницы находилась маленькая дверца без надписи. Лена подергала ее, и дверь отворилась. Очевидно, это была чья-то мастерская, которая в данный момент пустовала. То есть посредине крошечной комнатки стоял пустой мольберт и пахло свежей краской и скипидаром, но в комнате никого не было. Лена оглянулась по сторонам, подошла к мольберту и поставила на него картину.
«Это все, что я могу сделать, – подумала она. – На большее я не способна. Картина стоит на видном месте, рано или поздно ее кто-нибудь заметит. А сейчас надо уносить ноги, потому что если я пробуду здесь еще пять минут, я сойду с ума от страха».
Лена высунула голову из двери и вдруг заметила, что прямо на нее по коридору движется вальяжным шагом профессор Аристархов. Проскочить к лестнице незамеченной Лене не удалось бы – профессор был почти рядом. Она решила подождать, пока он пройдет, но вдруг, по иронии судьбы, он направляется именно в эту комнату? Лена в панике призвала на помощь Господа и заметила в углу еще одну маленькую дверцу, которая была закрыта, но в замке торчал ключ. Повернув ключ, Лена выскочила в маленький темный коридорчик и остановилась, не зная, что ей теперь делать.
Одно было правильно: то, что она не стала ждать в той комнатке, где оставила картину, потому что дверь скрипнула и совсем рядом раздался густой баритон профессора:
– Михаил, ты здесь?
Поскольку никто не отозвался, профессор шагнул в комнату и остановился у мольберта. Лена все видела в щелочку. Минуты две он внимательно смотрел на картину, причем не выразил никакого удивления, после чего преспокойно снял ее с мольберта, свернул в трубку и спрятал в специальный футляр. Напоследок он еще раз оглядел комнатку, вполголоса ругнул какого-то Мишу, который шляется неизвестно где, а все двери нараспашку, забрал футляр с картиной и вышел с видом человека, твердо знающего, чего он хочет. Если бы Лена знала профессора Аристархова получше, она бы не удивилась: это было всегдашнее его выражение лица.
В полном изумлении Лена застыла у двери. Человек совершенно случайно нашел картину, которую несколько дней назад украли из Эрмитажа. Не узнать картину он не мог – все же профессор, специалист по технике живописи. И вместо того, чтобы ахать и охать, вызывать полицию, он преспокойно кладет ее в футляр и уносит.
«А ведь полицию и вызывать не надо! – вспомнила Лена. – Ведь она тут гуляет, по коридорам, и что-то выспрашивает. И профессор знает, что полиция здесь, он разговаривал с тем типом без шеи».
Это было выше Лениного понимания. Нужно было уходить и докладывать обо всем Надежде Николаевне – это была ее идея по поводу Академии художеств, пускай она и разбирается. Однако пройти через комнатку девочка боялась, поэтому не колеблясь толкнула еще одну дверь, которая выходила в маленький коридорчик. Хуже, чем есть, уже не будет!
Эта дверь тоже оказалась незапертой – похоже, в Академии художеств работали доверчивые люди. Комнатка была такая же маленькая, и вся завалена кусками дерева, папье-маше и другими материалами, коим Лена и названия дать не могла. За столом сидел растрепанный светловолосый парень в синем рабочем халате и лепил фигурки из пластилина.