Дегустаторы смерти
Шрифт:
– Нет, – процедил я.
Бурлящая кроваво-красная полоса медленно, но неумолимо приближалась к трактору.
Все ближе и ближе к нам.
Теперь от смерти нас отделяло три-четыре метра, не больше.
Внезапно «гадюка» остановилась, помедлила, а потом передняя часть багрового «тела» резко встала на дыбы – взметнулась вверх, будто приготовившаяся к атаке кобра, точно так же расширив «капюшон». Теперь она нависала над трактором примерно на полметра. Мне даже почудилось, что я ощутил на себе пристальный немигающий змеиный взгляд.
Стало жутко.
У Толика глаза стали вполлица –
Я отрицательно качнул головой и скорчил зверскую гримасу: «И думать забудь!» Улизнуть не успеем. Да и опасно ехать по полям без прикрытия «трассера», а он в машине Сумрака, то есть от нас дальше, чем нужно. Остается только сидеть тихо, как мышки, и надеяться, что доносящийся с шоссе шум все же отвлечет «кобру» от нас.
Лишь бы у Толика выдержали нервы, и он все-таки не ударил по газам! Или бородач не очнулся раньше времени.
Преследовать одновременно несколько целей «гадюка» не в состоянии. Ей придется выбирать: мы или телеги. К несчастью для нас, они удалялись все дальше, и производимый моторами рев становился все глуше. Правда, в отличие от них, мы сейчас вообще не производили шума.
Так как же поступит «гадюка»? Заметит нас или нет?!
Мне вдруг показалось, что окружающая действительность зависла, словно программа на компьютере. Целую вечность сидели мы в тракторе, не смея шелохнуться, с ужасом пялясь на багровую погибель. А потом будто произошла перезагрузка, время возобновило свой бег. Возвышающаяся над нами кроваво-красная «змея» вновь опустилась на землю, явно потеряв к нам интерес, сделала петлю и, не обращая больше внимания на «тридцать четверку», вернулась на шоссе, преследуя телеги и постепенно наращивая скорость.
– Уф! – шумный выдох из наших с Толиком глоток больше походил на мини-ураган.
– Тихо! – тут же спохватились мы. Шуметь пока и впрямь не следовало. Опасность проносилась в нескольких метрах от нас, и мы все еще могли попасть под удар.
Я осторожно достал из рюкзака бинокль и навел его на шоссе. В немыслимом рывке «кобра» успела догнать одну из машин, и та мгновенно оплавилась вместе с сидящими внутри людьми, растеклась, будто опаленная огнем восковая свеча.
Наверное, умные головы из Института Внеземных Культур могли рассказать этот процесс в подробностях, только лично мне было глубоко фиолетово, по какой именно причине я перестану существовать. Огонь, кислота или разряд током. Всё одинаково больно, неисправимо и смертельно.
Большинство вездеходов последовали нашему примеру, съехали с шоссе и затаились на заброшенной пашне. На дороге осталась одна-единственная телега. Она не успела вовремя «сбежать в поля» и теперь была вынуждена мчаться вперед, уводя за собой аномальную преследовательницу, тем самым спасая нам жизни.
Оставшись последним, водитель не мог заглушить двигатель и затихариться, как мы, – даже если бы «кобра» и потеряла его из виду, она остановилась бы поодаль и ждала, когда появится новый шум. Ожидание с ее стороны могло продолжаться бесконечно – день, два, неделю, месяц. И все это время сидящие в телеге люди не смогли бы и пальцем шевельнуть. Поэтому у них не оставалось альтернативы, как попытаться выиграть
Мимо нас промелькнул хвост багрового потока, преследующий обреченную машину, а потом они постепенно скрылись вдали.
Бородач очнулся, увидел, что опасность миновала, и поначалу обрадовался, а потом решил высказать нам претензии.
– Будешь вякать, пешком пойдешь, – отрезал Сало, несказанно удивив меня своей неожиданной твердостью. Неужто Зона постепенно меняет его? Закаляет характер?..
Бородач заткнулся, но молчал недолго. Начал стонать, демонстративно потирая лодыжку. А может, она и впрямь разболелась.
– Держи, – Толя протянул ему шприц с промедолом. – Сам сделаешь?
– Ага.
Для нарика поставить себе инъекцию – раз плюнуть. Он привык колоться.
Мы выжидали еще около часа, не решаясь завести двигатели, но «кобра» не возвращалась. Сало украдкой поглядывал на меня, ему явно хотелось поговорить. Наверное, собирался оправдаться за свою подставу трехмесячной давности, но присутствие постороннего затыкало ему рот.
Зато нарика одолел словесный понос.
– Юрик, но все меня Бородачом кличут, – представился он и вывалил на нас с Толей историю своей жизни, кстати сказать абсолютно серую и неинтересную.
Я стоял на подножке, слушал вполуха, а сам шарил биноклем по окрестностям, рассматривая уцелевшие телеги, примостившиеся в поле на разном расстоянии от нас.
Из одной из них внезапно вышел человек. Я узнал его. Это Иван по прозвищу Сапог. Бывший строитель, он зимой и летом ходил в кирзовых сапогах, не знаю уж почему. Вот и прозвали. Насколько мне известно, он не нарик – алкаш и время от времени подвизается отмычкой.
Ванька Сапог постоял, боязливо вжимая голову в плечи, и направился к соседней телеге. Шел медленно и осторожно, как по минному полю. Дошел, поговорил о чем-то с сидящими там парнями и отправился к следующей. Постепенно добрался и до нас.
– Сумрак велел передать, чтоб заводились. Сейчас все поедут. И вы не отставайте, – пробубнил Сапог. – На шоссе больше не суемся. Двинем через старую пашню.
– Значит, цел гаденыш, – имея в виду Сумрака, пробормотал я себе под нос. – И «гадюка» его не берет.
Толя услышал и ответил:
– На самом деле он неплохой сталкер. Главное, осторожный. И хитрый. Потому и жив до сих пор.
Я промолчал, внутренне соглашаясь. Сумрак, конечно, тот еще гад, но в хитрости и осторожности ему явно не откажешь…
Заревели двигатели. Сало уже хотел тронуться с места, как вдруг из телеги Утюга и Чвиля выскочил длинноволосый Рубик, которого я видел месяц назад в отмычках у Панды, и двинулся к нам:
– Погодите! Мне велели ехать в прицепе.
– Залезай, – кивнул Толя.
Поредевшая стая телег вновь выстроилась в цепочку и двинулась за головной машиной, которой управлял… все тот же Архимедик! Значит, и у него хватило смекалки не устраивать бессмысленную гонку с «коброй», а затихариться в сторонке. Впрочем, тут я не удивился. Архимедик – мужик ушлый, это все знают.