Декабрист
Шрифт:
Наконец небольшая кавалькада спустилась на лед и гуськом двинулась вперед. Противоположный низкий берег не был виден, но Чижов вел по компасу. Спустя несколько часов всадники вновь выехали на берег, примерно там, где позднее выросла станция Кобона. Позади них осталось все: служба, квартиры, женщины, балы, друзья, верность присяге. Только борьба за свою свободу и жизнь еще осталась у них.
…На третьи сутки, страдая от недосыпа, они миновали южное побережье великих озер Ладоги и Онеги, обрамленное Мариинской системой каналов, и двинулись дальше, на восток — в сторону
Выезжая на дорогу, они заслышали трезвон колокольцев — это проскочил вперед них фельдъегерь. Что за вести вез он в Архангельск?
— Мне кажется, мы слишком уклоняемся к северу, — заметил один из офицеров.
— Я продумал маршрут заранее, — ответил Петр. — Мы пересечем по льду Северную Двину в районе Усть-Ваги и уйдем в глухие, болотистые пинежские и мезенские леса. Там, при Петре Первом, староверы до-олго укрывались. Никто нас там не найдет! Оттуда и двинемся дальше.
— Как бы нам насовсем в тамошних болотах не потеряться, — заметил Поджио.
— Ничего, найдемся, — ответил Ломоносов.
Глава 37
Погоня
Император был разбужен чудовищным грохотом взрыва. Он вскочил со своей кровати и выглянул в окно. Над Петропавловкой воздымалось зарево — горели взорванные Невские ворота.
— Черт возьми! Перовский! — заорал он.
В комнату вбежал полковник Василий Перовский.
— Что происходит?! — Николай указал на угасающее зарево за окном.
— Полагаю, нападение или несчастный случай!
— Нападение на крепость, у меня под носом, когда все мятежники переловлены?!
— Я узнаю, ваше величество…
— Стоять! Бэзил, Бенкендорфа немедленно ко мне. Роту саперов и батальон преображенцев — для поддержки в крепость. Две роты саперов — ко дворцу! И найдите этого идиота Терехова, в любом виде, и чтобы быстро! Выполнять!
— Слушаюсь, ваше величество! — флигель-адъютант вытянулся и через мгновение шмыгнул в дверь.
Некоторое время император в нетерпении расхаживал возле окна, прислушиваясь к доносящимся звукам перестрелки и тревожному набату, затем он подумал, что если захвачена часть крепости, то его могут обстрелять из пушек. Поэтому он вышел из своих покоев и спустился вниз. Его сопровождали двое часовых-саперов. По коридорам туда-сюда спешили проснувшиеся лакеи, придворные, офицеры. Все успевали поклониться или приветствовать императора. Хотя некоторые со сна ничего не понимали и пытались просто проскочить мимо. Тогда император приводил их в чувство, этим отвлекая себя от тревоги.
Здесь его и застал Адлерберг.
— Что там происходит, Эдуард? — повернулся он к флигель-адъютанту, отчитав очередного растяпу.
— Какие-то неизвестные напали на Алексеевский равелин, взрыв речных ворот, видимо, имел значение отвлекающей диверсии. В настоящее время все нападавшие, с потерями, вытеснены из крепости.
— Всех изловить! Что с арестантами?
— Кажется, все они на месте.
— Что значит «кажется»?!
— Точных данных пока еще нет.
— Так добудьте!
Через
— Александр Христофорович, как это происходит?! Кто возглавляет мою тайную полицию?!
— Ваше величество, все не может предусмотреть даже Господь! Мерзавцы были в ничтожном числе, их помощником стала неожиданность.
— А откуда они взяли порох в таких количествах?
— Должно быть, выкрали откуда-то во время неразберихи четырнадцатого декабря…
— Так вы же тогда весь город обшарили! Или нет? Найти мне тех, кто это устроил! Сам повешу всех мерзавцев!
— Все меры будут приняты!
— Хорошо. Действуйте, — отпустил он заведующего Третьим отделением.
Выйдя вскоре ненадолго на набережную, император убедился, что пожар в крепости угас, бой затих.
Через час в Зимний доставили пленных: привели капитан-лейтенанта Николая Бестужева и на носилках принесли майора Федора Шаховского. Лицо моряка потемнело от пороховой гари, точно у арапа, в то время как князь Шаховской был бледен и щегольские усики казались темной полоской на листе бумаги. От их сопровождающих Николай Павлович с облегчением узнал, что никто из арестантов не спасся.
Шатавшийся после контузии Бестужев глухим голосом сказал, что после взрыва ничего не помнит и перечислить, с кем был, не может. Шаховской же, бледно улыбаясь, пожелал его величеству успешно править, коли уж он сумел захватить власть. Николай от такого пожелания почти сравнялся цветом лица с допрашиваемым и, казалось, борется с искушением его ударить. Пленных, поняв, что от них ничего не добиться, удалили прочь.
Из опросов офицеров и солдат, участвовавших в стычке, вскоре выяснилось, что в нападении участвовало всего два десятка людей, переодетых военных и моряков. Особо отметили гиганта, который орудовал ручной бомбардой как обычным ружьем. Николай сразу вспомнил рассказ Засса о великане, который спешил его четырнадцатого декабря.
— Должно быть, чертов Ломоносов! — высказал он соображения присутствовавшему Адлербергу.
Вскоре привезли и штабс-капитана Петра Муханова. Он держал себя с достоинством, назвал имя и пояснил, что горд, приняв участие в попытке освободить пленных товарищей.
— Каков злодей, и ни в чем не раскаивается! — возмутился Николай Павлович, обращаясь к Бенкендорфу, только что возвратившемуся из города.
— Кто, кроме Ломоносова, был среди вас? — спросил он Муханова.
— Я давал слово не предавать товарищей. Вы сами офицер, ваше величество, и должны меня понять, — ответил штабс-капитан.
— Куда двинулись твои приятели?
— Не знаю.
— Ты не офицер, а мятежник, и я позабочусь, чтобы ты понес соответствующую кару! — зарычал император.
— В крепость его!
Когда увели и этого допрашиваемого, он оборотился к генерал-адъютанту:
— Что выяснилось?
— Мятежники в числе примерно двух десятков прорвались через Финляндскую заставу. К счастью, Финляндская граница надежно прикрыта, и канцелярия генерал-губернатора давно предупреждена о розыске бежавших бунтовщиков.