Декабристы. Беспредел по-русски
Шрифт:
С самого начала расследования Николай I сформулировал его принцип: «Моя решимость была, с начала самого, – не искать виновных, но дать каждому оговоренному возможность смыть с себя пятно подозрения. Так и исполнялось свято. Всякое лицо, на которое было одно показание, без явного участия в происшествии, под нашими глазами совершившимся, призывалось к допросу; отрицание его или недостаток улик были достаточны к немедленному его освобождению. В числе сих лиц был известный Якубович; его наглая смелость отвергала всякое участие, и он был освобожден, хотя вскоре новые улики заставили его вновь и окончательно арестовать. Таким же образом лейб-гвардии Конно-пионерного эскадрона поручик Назимов был взят, ни в чем не сознался, и недостаток начальных улик был причиной, что, допущенный
Между тем причин для подобной мягкости у императора, честно говоря, не имелось. В истории России было множество государственных переворотов. Но такое случилось в первый раз! Впервые в стране возникла разветвленная организация, которая планировала не просто смену одного монарха на другого, а далеко идущие цели.
«Это не военный бунт, но широкий заговор, который хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленные цели… Мне кажется, что у нас в руках все нити и мы сможем вырвать все корни… Могут меня убить, каждый день получаю угрозы анонимными письмами, но никто меня не запугает», – сказал император великому князю Михаилу Павловичу.
Николай I решил довести дело до конца, и машина расследования заработала. Механизм ее был следующим:
«Всякое арестованное здесь ли, или привезенное сюда лицо доставлялось прямо на главную гауптвахту. Давалось о сем знать ко мне чрез генерала Левашова. Тогда же лицо приводили ко мне под конвоем. Дежурный флигель-адъютант доносил об том генералу Левашову, он мне, в котором бы часу ни было, даже во время обеда. Доколь жил я в комнатах, где теперь сын живет, допросы делались, как в первую ночь, – в гостиной. Вводили арестанта дежурные флигель-адъютанты; в комнате никого не было, кроме генерала Левашова и меня. Всегда начиналось моим увещанием говорить сущую правду, ничего не прибавляя и не скрывая и зная вперед, что не ищут виновного, но желают искренно дать возможность оправдаться, но не усугублять своей виновности ложью или отпирательством.
Так продолжалось с первого до последнего дня. Ежели лицо было важно по участию, я лично опрашивал; малозначащих оставлял генералу Левашову; в обоих случаях после словесного допроса генерал Левашов все записывал или давал часто им самим писать свои первоначальные признания. Когда таковые были готовы, генерал Левашов вновь меня призывал или входил ко мне, и, по прочтении допроса, я писал собственноручное повеление Санкт-Петербургской крепости коменданту генерал-адъютанту Сукину, о принятии арестанта и каким образом его содержать – строго ли, или секретно, или простым арестом.
Когда я перешел жить в Эрмитаж, допросы происходили в Итальянской большой зале, у печки, которая к стороне театра. Единообразие сих допросов особенного ничего не представляло: те же признания, те же обстоятельства, более или менее полные».
Конечно, император просто физически не смог бы лично заниматься расследованием. Хотя он беседовал как с основными фигурантами, так и с людьми, к которым ранее хорошо относился. Николай I не пытался сам докопаться до корней заговора. Он хотел понять логику этих людей, мотивы их поступков. А в некоторых случаях – явно пытался «поговорить по-человечески». Однако сначала эти его попытки успеха не имели.
«Орлов жил в отставке в Москве. С большим умом, благородной наружностию, он имел привлекательный дар слова. Быв флигель-адъютантом при покойном Императоре, он им назначен был при сдаче Парижа для переговоров. Пользуясь долго особенным благорасположением покойного Государя, он принадлежал к числу тех людей, которых счастие избаловало, у которых глупая надменность затмевала ум, считав, что они рождены для преобразования
Таким он явился. Быв с ним очень знаком, я его принял как старого товарища и сказал ему, посадив с собой, что мне очень больно видеть его у себя без шпаги, что, однако, участие его в заговоре нам вполне уже известно и вынудило его призвать к допросу, но не с тем, чтоб слепо верить уликам на него, но с душевным желанием, чтоб мог он вполне оправдаться; что других я допрашивал, его же прошу как благородного человека, старого флигель-адъютанта покойного Императора сказать мне откровенно, что знает.
Он слушал меня с язвительной улыбкой, как бы насмехаясь надо мной, и отвечал, что ничего не знает, ибо никакого заговора не знал, не слышал и потому к нему принадлежать не мог; но что ежели б и знал про него, то над ним бы смеялся как над глупостию. Все это было сказано с насмешливым тоном и выражением человека, слишком высоко стоящего, чтоб иначе отвечать, как из снисхождения.
Дав ему договорить, я сказал ему, что он, по-видимому, странно ошибается насчет нашего обоюдного положения, что не он снисходит отвечать мне, а я снисхожу к нему, обращаясь не как с преступником, а как со старым товарищем, и кончил сими словами:
– Прошу вас, Михаил Федорович, не заставьте меня изменить моего с вами обращения; отвечайте моему к вам доверию искренностию.
Тут он рассмеялся еще язвительнее и сказал мне:
– Разве общество под названием «Арзамас» хотите вы узнать?
Я отвечал ему весьма хладнокровно:
– До сих пор с вами говорил старый товарищ, теперь вам приказывает ваш Государь; отвечайте прямо, что вам известно.
Он прежним тоном повторил:
– Я уже сказал, что ничего не знаю и нечего мне рассказывать.
Тогда я встал и сказал генералу Левашову:
– Вы слышали? Принимайтесь же за ваше дело, – и, обратясь к Орлову: – а между нами все кончено.
С сим я ушел и более никогда его не видал».
2. Следствие ведет великий князь
Непосредственно расследованием занимался «Высочайше утвержденный тайный комитет для изыскания соучастников злоумышленного общества». Его председателем был военный министр А. И. Татищев. И кроме него – еще десять человек [22] . В том числе – великий князь Михаил Павлович.
22
Генерал-губернатор Санкт-Петербурга П. В. Голенищев-Кутузов; генерал-адъютанты В. В. Левашов, А. Н. Потапов и А. X. Бенкендорф; бывший министр духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицын, великий князь Михаил Павлович. Управляющим делами был А. Д. Боровиков. 2 января (для укрепления кадров) туда вошли генерал-адъютанты А. И. Чернышев, И. И. Дибич и В. Ф. Адлерберг. 26 мая 1826 года комитет был переименован в Следственную комиссию.