Декабристы
Шрифт:
А дело всё в том, что в Петропавловской крепости и даже в Алексеевском равелине у заключённых декабристов вдруг были обнаружены апельсины.
Как, откуда они попали? В самой крепости, у охраны, выяснить ничего не удалось. Стали тогда искать продавца. Им и оказался Уткин-Голубкин.
– Вот вы какого двора поставщик!
– кричал на купца жандармский начальник.
– Да за это тебя... шкуру с тебя... В кандалы да в Сибирь. Кто приходил за товаром?
Перепугался купец. Со страху
– Двое их было. Двое. Нет, кажись, трое.
– Через минуту: - Точно припомнил - был он один.
Понял жандармский полковник, что от купца не добьёшься прока, приказал у лавки устроить засаду, схватить покупателей.
Однако за апельсинами больше никто не явился. Так и осталось неизвестным, как, через кого попадали заморские фрукты в Петропавловскую крепость.
Для купца эта история кончилась плохо. Правда, в Сибирь его не погнали, но в торговых рядах лавку приказали закрыть.
Однако купец есть купец. Погоревал он, поохал. А затем перевёл свою лавку в другое место и снова открыл торговлю.
Теперь, когда он начинал торговаться в цене, а брал он и на новом месте на редкость дорого, то непременно вставлял:
– Я, к вашему сведению, этот продукт, - купец показывал на апельсины, - поставлял аж самим господам офицерам, тем, что...
– В этом месте купец делал жест рукой, показывал в сторону Петропавловской крепости.
– Во!
Нужно сказать, что теперь торговля лучше пошла у купца.
МАЛИНА
Большая, надёжная стража охраняла Алексеевский равелин. Много здесь грозных и злых тюремщиков. Но и тут нашлись люди, которые сочувствовали декабристам.
На хороших тюремных сторожей особенно повезло поручику Басаргину. Один из них хотел устроить ему побег, другой...
Лежал однажды Басаргин в своём каземате. Снова смотрел в потолок. Опять вспоминал свою Оленьку. А думая об Оленьке, вспомнил и своё детство: речку-певунью, густые травы, то, как ходил в лес по грибы, по ягоды. Лежал Басаргин, и представлялось ему, что он снова в густом лесу.
"Ау! Ау!" - раздаётся тревожный голос.
Это нянька разыскивает Николеньку Басаргина.
"Ау! Ау!"
Не отвечает Николенька. Забрался он в куст малины. Свисает с веток душистая ягода. Спелая-спелая. Вкусная-вкусная. Так и просится ягода в рот.
Лежит вспоминает поручик лес. И вдруг так захотелось ему малины, как в жизни ещё никогда не хотелось.
В это время тюремный сторож и зашёл в камеру к Басаргину. Видит, лежит, мечтает о чём-то поручик.
– Небось снова, ваше благородие, об Оленьке?
– спросил сторож.
Почти все охранники знали, что у Басаргина осталась на воле любимица дочь.
– Об Оленьке, друг, об Оленьке, - сказал Басаргин.
– А ещё о малине, - и усмехнулся.
– Вот ведь какая блажь.
Рассказал он тюремному сторожу тот случай из детства, про речку-певунью, про лес.
– Да-а, - протянул тюремщик. Видно, детство тоже своё припомнил.
Прошло два дня. Поручик уже и забыл про разговор, про малину. И вдруг входит к нему в камеру сторож, протягивает бумажный кулёк.
– Что такое?
– подивился Басаргин.
– Берите, ваше благородие, берите.
Взял Басаргин кулёк. Развернул. Посмотрел - малина.
– Откуда?!
Сторож замялся.
– Ешьте, ешьте, ваше благородие.
Басаргин взял одну ягодку, осторожно отправил в рот.
– Откуда же, друг?
– Да тут... Да это же... начальство, - стал что-то невнятно объяснять сторож. Наконец нашёлся: - По случаю престольного праздника.
В этот день действительно был какой-то церковный праздник.
– А-а, - протянул Басаргин.
– Ах, хороша, ах, хороша! Ай да малина! Хитро улыбнулся: - Слава престольным праздникам.
ПРИГОВОР
Шесть томительных месяцев провели декабристы в Петропавловской крепости. Шесть томительных месяцев не прекращались допросы и следствия. И вот приговор объявлен. Пять декабристов - Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Сергей Муравьёв-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Пётр Каховский - были присуждены к смертной казни через повешенье. Остальные лишались чинов и званий и ссылались в Сибирь на каторгу.
Декабристы гордо встретили свой приговор.
– И в Сибири есть солнце, - сказал декабрист Сухинов.
12 июля, впервые за все эти месяцы, заключённых собрали вместе. Была устроена церемония лишения осуждённых чинов и званий. Называлось это гражданской казнью. С осуждённых должны были сорвать эполеты и ордена, бросить в огонь. Над головой у каждого переломить шпагу.
Николай I находился в это время далеко за городом, в Царском Селе. Он приказал, чтобы через каждые 15 минут к нему являлся фельдъегерь, сообщал о том, как идёт церемония.
Приехал первый фельдъегерь.
– Построены, ваше величество. Генерал-адъютант Чернышёв приказал распалить костры.
– Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?
– Да что-то не очень видно, ваше величество.
Прибыл второй фельдъегерь.
– Костры разложены, ваше величество.
– Так.
– Генерал-адъютант Чернышёв дал приказ срывать эполеты и ордена.
– Так. Ну, а как же сами злодеи? Видно ль на лицах у них раскаяние?