Декамерон 1914
Шрифт:
– – —
…………………………………………………………………………………………………….
…………………………………………………………………<…> мы же с профессором Финикуиди тем временем играли в шахматы. Семипалатников, Грыжеедов, Кокандов и Львовский, стоя по сторонам, наблюдали за нашей игрой. Инженер Шумский похрапывал, лежа там же, в гостиной, на кушетке.
Вообще-то я играю весьма недурственно, однако тут мысли мои витали где-то на отдалении, я допускал одну промашку за другой, и наконец профессор, объявив мне шах, сказал:
– М-да, в такой позиции господин Ласкер на вашем месте, пожалуй, уже сдался бы.
– Да, да, сдаюсь, – поспешил согласиться я.
– Еще одну
– Как-нибудь в другой раз, нынче я, право, как-то не в форме.
– Понимаю, – кивнул профессор. – Я, знаете ли, тоже чувствую себя не в своей тарелке после случившегося, все думаю…
– О призраке этом?.. Как бишь его, черт?!..
– Вот уж в мыслях не было держать в голове! Призраки, как известно, – объекты, в природе не существующие, посему и раздумывать о них – пустое… На душе, однако, тревожно, правда, по совсем иной причине.
– По какой же? – полюбопытствовал Кокандов.
– Да тревожно и зыбко нынче все на планиде нашей, крутящейся в мироздании. При нашей нынешней оторванности от мира, остается лишь гадать, что там… – он махнул рукой на пейзаж за окном, – что там сейчас происходит. Неспокойно, ох, неспокойно вступаем мы в завершение Эры Рыб!..
Грыжеедов прокашлялся, затем сказал:
– Осмелюсь вставить… Вы, конечно, человек университетский, не мне чета, касательно ваших «эр» ничего не смыслю, могу опираться лишь на здравое чувство. Так вот, оно мне говорит: ничего там плохого не происходит, и движемся мы исключительно к лучшему.
– О да! Все к лучшему в этом лучшем из миров! – иронически отозвался профессор. – Вы мне напоминаете господина Панглоса13.
– Виноват, с этим господином не знаком-с, но если бы он при мне произнес эти слова, то я не стал бы ему возражать. Видит Господь – хоть мы и наша матушка Россия в достатке натерпелись уже всяческого, но теперь притихло все на долгое-долгое время, и в обозримом будущем не ждут нас ни войны, ни эти, ну их к лешему, революции.
– Да, бытует и подобное мнение, – кивнул Финикуиди. – Профессор Менделеев из Петербурга… мы с ним как раз на эту тему беседовали незадолго до его смерти… так вот, он даже, знаете ли, прогноз составил на случай столь благоприятного развития. По его подсчетам, в этом случае к началу Эры Водолея, лет, стало быть, менее, чем через сто, население нашего отечества превысит миллиард (каково?!), а по промышленному производству мы превзойдем не то что какие-то там Североамериканские штаты, но даже Францию, и даже самою Великобританию.
Грыжеедов воскликнул:
– А что! И переплюнем, непременно переплюнем! Верю я в нашу Россию-матушку! Да Россия, если ей только не мешать…
Господин Семипалатников улыбнулся своей надменной улыбкой – трудно определить, то ли в знак согласия с этими словами, то ли внутренне отторгая их, а Финикуиди сказал:
– Вот и покойный профессор Менделеев тоже верил, да и подсчеты его были, в сущности, верны… Коли бы только не одно маленькое «если»: если до тех пор не случится ни войн, ни революций, то есть если вас, Прохор Васильевич, не обманывает ваш достохвальный оптимизм. Кстати, на чем сей оптимизм у вас зиждется, любопытно было бы знать.
– Вы о чем конкреКтно, о войнах или же о революциях?
– «КонкреКтно» – о революциях, – по-прежнему глядя на него с насмешкой, пояснил Семипалатников.
– Да очень просто! Натерпелись уже! Будет! «Довольно!» – сказала Россия! Только-только начинаем жить по-правильному, это после реформы покойного Петра Аркадьевича14 даже в глухих деревнях понимают: возьмись за дело – и без всяких революций будет дадено тебе всё. Хоть бы взять к примеру (уж простите великодушно) вашего покорного слугу… Я ведь в девятьсот седьмом годе с десятка пирожков в день начинал, продавал их по деньге15 за штукую, за вычетом расходов, две с половиной копейки был весь мой навар в день. Только я эти копеечки не пропивал, не проедал, а пускал дальше в дело, – и что? Уже через месяц продавал по сотне в день. А через год про пирожки «От Жерома» знала уж вся Губерния!
– От… простите… кого?.. – не понял Львовский.
– Ну это я так назвал. Сами понимаете: для благозвучности.
Конечно, Львовский, по природной глупости, не смог промолчать.
– Да, – сказал он, – пирожки «От Грыжеедова» – это бы оно как-то… – И, поймав на себе укоризненные взгляды, стушевался: – Нет, это я так… Ровно ничего не имея в виду…
– Ничего-с. Мне и самому порой бывает забавно… Да, так в'oт: третью гильдию себе приобрел; а сейчас, когда по шести губерниям мои пирожки пошли, – уже вторую. Теперь думаю первую гильдию приобрести и тогда открыть производство и в Берлине, и в Праге, и в Вене16, уже имеются на сей счет кое-какие договоренности… То есть это я к тому, что каждый так может; так к чему же, я вас спрашиваю, какие-то там революции? Господа революционисты, я слыхал, о счастье народном пекутся; ну так вот он, счастье, бери его голыми руками!
– Ну, если счастье одними пирожками мерить… – начал было Кокандов, но профессор перебил его:
– Ладно, с революциями, положим, разобрались; ну а войн почему не будет, тоже любопытно было бы знать.
– Да потому что невозможны они нынче, войны!
– Вот как? Всегда были возможны, а теперь видите ли, – невозможны! Извольте-ка пояснить.
– Пожалуйте… Я, правда, человек не военный, но с господами офицерами вожу дружбу, и вот что мне сказал один подполковник, командующий батальоном. Теперь, с появлением пулемета, войны решительно лишены всяческого разумного смысла. Посудите сами: на каждый батальон полагается два пулемета, стало быть, по восемь пулеметов на полк, на дивизию – еще в три-четыре раза больше. А даже один! – слышите, один! – пулемет способен из окопа за минуту посечь сотню наступающих! А сколько минут требуется для наступления?.. То-то! Перемножим все на все, и выйдет, что через двадцать минут целой дивизии как не было! И какие, скажите мне, могут быть войны при таком подсчете?
Тут вмешался генерал Белозерцев, стоявший в этот миг позади меня.
– Умен ваш подполковник, – сказал он. – Да-с, умен, с этим не поспоришь! И считает он, видно, хорошо столбиком. Только вот что я, старый вояка, вам, господа, скажу: войны – они не от смысла происходят и не от столбиков, и вообще не от разума. А происходят они от дурости людской и от амбиций немереных. Ну а дурость – ее никогда и никакими пулеметами не истребишь и никакими столбиками не посчитаешь. На том наше военное сословие и держится, иначе давно бы род людской разогнал нас, дармоедов; а вот же, канальи, все еще таки существуем!.. Что же касательно пулемета… Да, видел я его в деле, машина, подтвержу, основательная. И в подсчетах ваш подполковник, должно, не ошибся, только вот чт'o сие означает? Лишь одно: что поляжет солдат`yшек бравых ребят`yшек великое множество, ничего более.