Декамерон 1914
Шрифт:
– Право, я как-то даже…
– Представился как коммивояжер, – подал голос господин Финикуиди, – однако, по-моему, это не так – выправка уж больно военная.
– Да, да, – подтвердил генерал Белозерцев. – Гвардейская, я бы даже сказал, выправка!
Я спросил хозяйку:
– А нельзя ли мне осмотреть его комнату?.. Конечно, понимаю – это, вероятно, идет в разрез с порядками вашего заведения, поскольку лицо я нынче не официальное…
После небольших колебаний, она ответила:
– Ах, разумеется, разумеется, делайте все, что считаете нужным.
Мы
Здесь было не убрано и не проветрено, постель оставалась не заправленной.
– Я запретила Дуне здесь убирать до прибытия полиции, – извиняющимся голосом произнесла она, – так что уж простите за беспорядок.
– Нет, нет, вы поступили совершенно правильно, – сказал я и с этими словами раскрыл стоявший на стуле саквояж.
Сверху лежал большой револьвер системы «Смит-и-Вессон», что ничуть меня не удивило: после беспорядков пятого-седьмого годов российские путешественники весьма часто вооружались в дорогу; к слову, у меня тоже в кармане лежал заряженный браунинг. Собственно, вещи покойного меня мало интересовали, я искал какие-нибудь документы и в конце концов в боковом потайном отделении саквояжа обнаружил сложенный вчетверо лист атласной бумаги.
Я развернул его и прочел:
…удостоверяется, что податель сей бумаги является ротмистром Охранного отделения Министерства внутренних дел Российской империи Борисом Васильевичем Сипяго.
Всем органам полиции и гражданского управления вменяется: в любой момент оказывать г-ну Сипяге всяческое содействие, какого он потребует.
Товарищ Министра внутренних дел
тайный советник Осипов.
Да, дело было – не приведи Господь! Убиенный оказался важной персоной из не поминаемой всуе Охранки и явно находился он тут при исполнении. Мог ли он так запросто подпустить к себе змею?..
………………………………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………………………
………… <… > выйдя из л'eдника, превратившегося в мертвецкую. (Забегая вперед, скажу, что в этом своем качестве она еще пополнится, и не раз.)
Видя мое лицо, Амалия Фридриховна спросила с тревогой в голосе:
– Что, что там?!..
Я счел за благо солгать. Сказал:
– Так, ничего существенного, просто деловая бумага. Похоже, он в самом деле коммивояжер, – и с этими словами спрятал бумагу в карман.
Ту же самую ложь я повторил и после того, как мы с хозяйкой вернулись в гостиную.
– Жаль, – произнес генерал Белозерцев. – С такой выправкой надо было ему – прямиком в гвардию.
И в этот самый момент откуда-то вдруг …………… Кажется, даже покачнулось здание …………………………...........................................................................................
………………………………………………………………………………………………………
...........................................................................................<…>
– Беяз Олим… – тихо проговорила госпожа Ахвледиани.
– Белая Смерть, – совершенно спокойно перевел генерал, возможно, понимавший по-татарски. Из всех он тут один сохранял полное спокойствие. – Здешний ледник. Сошел, стало быть, голубчик.
– Это ужасно!.. – отходя от испуга, произнес господин Львовский. – Ведь он запросто мог пройтись по нам!..
– О, вот это – никак, – сказала Амалия Фридриховна, – иначе мы бы тут не стали строиться. Из века в век он сползает именно там, в двух верстах отсюда… Однако же теперь мы, похоже, на некоторое время полностью отрезаны от остального мира, покуда не расчистят дорогу. Телефонная связь также, полагаю, оборвана.
– Обалдеть! – сказала очаровательная Ми, явно не блиставшая хорошим воспитанием. – Как на необитаемом острове! Еще небось и кушать будем друг друга!
– Совсем, совсем отрезаны от мира… – пробормотал господин Кляпов. – Это, однако, ужасно…
– Отрезаны от мира! Как это, с другой стороны, романтично! – воскликнула госпожа Евгеньева.
– Мы всегда отрезаны от мира. Только совсем от иного мира – от мира высших сил, – торжественным голосом произнесла госпожа Дробышевская.
– М-да, отрезаны… – кивнул генерал Белозерцев. – Помню, наш батальон тоже, было дело, однажды турки отрезали…
– Отрезаны – так отрезаны! – как мне показалось, даже возрадовался инженер Шумский. – Будем веселиться! Вино-то в погребах еще есть? (Да он и уже был явно навеселе.)
– Да, имеется в достатке, – кивнула княгиня. – Повторяю, господа, здесь, у меня в пансионате, вы ни в чем не будете испытывать нужды. Так что и вы, милая Ми, и вы, господин Шумский, можете быть спокойны: и вина имеется вдоволь, и еды; в общем, кушать друг друга никак не придется. (О, тут она заблуждалась!)
– Пардон, и долго ли, кто знает, могут продолжаться эти раскопки? – спросил господин Васюков.
– Не могу знать, – ответила хозяйка, – последний сход лавины произошел, когда меня еще не существовало на свете, но, как я полагаю, дней десять… ну никак не более двух недель. Приношу вам, конечно, свои сожаления за ваш испорченный отдых.
– Полноте, – сказал я, – уж за что вы не можете нести ответственность – так это за Божию стихию.
– Mersi, – удостоила меня кивка княгиня, державшаяся, к слову, весьма царственно. – Однако за благополучие моих гостей отвечаю целиком я, и смею заверить вас, господа, что погреб у меня полон, кухня будет работать по-прежнему, и с этой стороны вы не испытаете никаких неудобств.
– Это какой такой погреб? – проговорил брюзга Петров. – Уж не тот ли, в котором лежит покойник? Вот уж, право, обрадовали!