Декамерон по-русски

Логунова Елена Ивановна

– Тише! – одернула я своего некультурного и простодушного мента. – Это не «фигня-фигня», а почетная награда лауреата дизайнерской премии «Белый Клык»!

– Что белый, то точно, – согласился Денис. – А вот насчет клыка я очень сильно сомневаюсь. Я в этой жизни немало зубов разным гадам выбил и ни у кого не видел клыков граненых, как стакан!

Я промолчала. Лично мне ребристая фарфоровая призма на выпуклом круглом основании подозрительно напоминала крышку от сахарницы или чайничка. Зная изобретательность наших людей, я бы не удивилась, узнав,

что организаторы конкурса пустили на призы некомплектные фрагменты сервизов. Тем более что обаятельный ведущий перед вручением наград особо акцентировал внимание публики на том обстоятельстве, что в нашем крае недавно закрылся единственный фарфорово-фаянсовый завод. Это заявление запредельно повысило в глазах собравшихся ценность призовых крышек.

– Впрочем, Зяма все равно молодец, – пошел на попятный Кулебякин, не выдержав моего укоризненного молчания. – Приз дурацкий, но работа хорошая. Нам с Барклаем очень нравится!

– Еще бы вам не нравилось! – хмыкнула я.

В оформлении упаковки собачьего корма, за которую ему вручили сомнительный «Белый Клык», Зяма использовал прекрасное портретное фото любимого бассета Дениса. Барклашка на картинке получился как живой! Хотя живой он на дух не переносит собачьи сухари, предпочитая им мясные котлеты моего папули.

– Слушай, может, мы уже пойдем отсюда?! – искательно оглядевшись и не найдя в поле зрения ничего интересного в смысле провизии, взмолился Денис. – Кушать хочется, я с утра без еды, а тут икрой подразнили, а борщеца с котлеткой фиг дадут…

– Может, в украинский ресторанчик? – предложила я, оценив тоску в голосе любимого.

– Да! – с жаром вскричал он.

Расталкивая кучкующихся в обеденном зале граждан, мы пробились к выходу, и там, уже в дверях, тревожно запел Денискин телефон.

– Ну, начинается! – пробормотала я.

По опыту знаю: если субботним вечером в разгар веселой пирушки или шумного праздника моему милому кто-то звонит, то этот «кто-то», сто процентов, окажется его коллегой, да еще старшим по званию. Телефонный разговор будет коротким и, скорее всего, повлечет за собой мое досрочное расставание с любимым, который умчится прочь, в ночь, по неотложным служебным делам.

– Капитан Кулебякин, – мрачно ответил Денис, не хуже меня осознающий печальные перспективы. – Так точно. Где? Ясно. Еду.

Мой капитан выключил мобильный телефон и посмотрел на меня с таким несчастным видом, что я не нашла в себе сил на вполне уместную ругань.

– Погибла жена Пороховщикова, – объяснил он. – Все начальство наше уже на ушах. Надо бежать.

Я кивнула, и Денис убежал, чтобы принять ту же позицию, что и его начальство, едва я отклеилась от его рукава.

Жорик Пороховщиков – человек в нашем городе известный, а в милицейских кругах еще и популярный. Он владелец сети бань и саун, куда Денискины коллеги заглядывают по поводу и без такового, имея множество льгот и скидок на обслуживание, что бы за этим словом ни стояло. Я бдительно слежу за тем, чтобы мой капитан не принимал участия в этих банно-прачечных тусовках. Знаю я, чем они там занимаются, не маленькая! На месте милицейских жен я давно уже убила бы самого Жорика Пороховщикова.

– Ох!

Получив локтем в бок, я отшатнулась от дверного проема, и в него вылетела скрюченная фигура в вельветовых брюках и потертом пиджаке. Фасонистая металлическая блямба на откляченном заду блеснула мне в глаза, и я с удивлением узнала в драчливом бегуне почтеннейшего супер-ВИПа.

«Это же Эл Гэ! – оживился мой внутренний голос. – Куда это он так торопится?»

Я услышала гулкий хлопок и выглянула в фойе. Дверь мужского туалета еще вибрировала, рискуя обронить с себя чеканное изображение писающего мальчика.

– Ох!

Второй тычок в подреберье пробудил в моей душе самые темные силы.

– Ты, кор-рова! – бешено прорычала я вслед косолапой телке в джинсовой юбке.

Не обращая на меня никакого внимания, она тоже промчалась к мужскому туалету и остановилась под дверью, трагически заламывая пухлые руки в ямочках. Вульгарные красные копыта топтали зеленый резиновый коврик, как луговую травку.

– Леонтий Степанович! О, Леонтий Степанович! – со слезой в голосе причитала дева.

– А, вот ты где! – Рядом со мной возникла разрумянившаяся Алка Трошкина.

С одной стороны ее держал под ручку мой братец, с другой присоседился Зямин приятель Витька Завалишин, наш местный фотоохотник за знаменитостями.

– Что за шум, а драки нет? – живо заинтересовался происходящим папарацци.

– Кажется, Эл Гэ поплохело от халявной икры! – злорадно объяснила я, кивнув на дверь туалета.

– Бедный Эл Гэ! – посочувствовала добрячка Трошкина.

– Как интересно! – хищно улыбнулся Завалишин.

Он моментально отпустил Алкину ручку и зашагал к туалету, на ходу расчехляя свой фотоаппарат.

– Вот теперь действительно бедный Эл Гэ! – усмехнулся Зяма.

Я попробовала представить, как чувствует себя человек, героически сражающийся с желудочными спазмами на последнем рубеже унитаза общественной уборной, под нацеленным на него объективом фотокамеры… И поежилась. У меня бы диарея сразу же осложнилась сердечным приступом!

Мы немного подождали протестующих и гневных криков, а также хрустального звона разбитой оптики, но их не последовало. Через пару минут Витька выглянул из сортира и деловито позвал:

– Ребята, звякните кто-нибудь в «Скорую»!

– Эл Гэ разбил инфаркт? – обоснованно предположила я.

– А фиг его знает! – Витька пожал плечами. – Я не медик!

Медики прибыли по вызову минут через пять. Из туалета ВИП-гостя вынесли на носилках, с головой накрыв его простыней.

– Он умер?! – испугалась Алка.

– Еще живой, – мимоходом успокоил ее один из санитаров.

– От поноса еще никто не умирал, – профессионально безразлично добавил второй.

– А простынка – это чтобы сохранить инкогнито! – ухмыльнулся Завалишин.