Декомпрессия
Шрифт:
– Правее бери, – деловито распорядился Маньяк. – Там отмель. Песочек.
Впрочем, до песка дело не дошло. Сплавленный в стеклянный пласт, он вдавался в отмель, куда и причалила лодка, скребнув днищем по осклизлым камням.
– Наконец-то, земля, – сказал Ухарь и первым ступил на берег. – Привал.
Дайвер перешагнул через борт. Он бросил задумчивый взгляд на Клеща, по-прежнему баюкающего на груди искалеченную руку, и посмотрел Врубелю прямо в глаза. Невысказанный вопрос, оставшийся без ответа, повис в воздухе. «Как быть с парнем?». Рулевой поспешно отвел взгляд в сторону. Навалившаяся усталость
– Так и иначе, но часик у нас есть, – произнес дайвер, садясь у стены.
– Какой еще часик? – нахмурился Ухарь, опередив на долю секунды вопрос, вертевшийся у Врубеля на языке.
– Такой. Вы что же думаете, здесь оставаться до вечера?
– Будет так, как я скажу, тюлень мохнорылый, – голос здоровяка зазвучал тверже, Ухарь наверстывал упущенное. – Мы больше двадцати часов на ногах. Часов пять на сон то, что нужно.
– Ага. Самое то, – ухмыльнулся Маньяк и Врубелю стало плохо от этой улыбки. – Вон туда посмотри, здоровяк, – дайвер махнул фонарем в сторону. Луч света утонул в глубокой трещине, змеившейся по стене и уходившей в воду. – Видишь тот ход? Думаю, видишь, крыша у тебя подтекает, конечно, но еще не снесло ее окончательно.
– Ну, вижу, и что? – набычился Ухарь, игнорируя последние слова.
– Это единственный выход отсюда. Часа через два… но я могу и ошибаться… приливом пещеру затопит. Так что, мы, с твоего позволения, будем выбираться. А ты спи. Спокойно. И пусть вода… тебе будет пухом.
– Черт, – ругнулся здоровяк, но на сей раз поверил Маньяку безоговорочно. – Так давай выбираться.
– Час у нас еще есть.
– Много ты знаешь. Час, два, – передразнил его Ухарь. – Потом отдохнем.
– Собрату своему помочь не хочешь? – прищурился дайвер.
Верзила помолчал, вперив в него полный ненависти взгляд. Потом нехотя поднялся, подошел к лодке и извлек на свет мешок.
– Давай сюда свою клешню, – зло сказал он, вынимая аптечку.
Врубель сидел, привалившись к камням спиной, и безучастно наблюдал за тем, как здоровяк сначала вколол парню обезболивающее, а потом швырнул в лицо упаковку эластичного бинта. В его поведении читалось то же, что подсознательно донимало Врубеля, уже записавшего Клеща в смертники.
– Слышь, мужик, – Маньяк опустился рядом с Врубелем на корточки. – Там сложный участок будет. Придется плыть под водой. Минуту, не меньше. Лодку затопим и с собой потащим.
Врубель коротко выругался, но без энтузиазма, больше для проформы. Сил на энтузиазм не осталось.
– То-то и оно, – дайвер перехватил его взгляд, брошенный на раненого, но промолчал. – Упакуемся здесь. Метров через сто поднырнем и уже выйдем с другой стороны мыса. Если все получится, считай, в рубашке родились.
– Кое-что мне не нравится.
– В смысле?
– Что значит это твое «если»?
– Ну, брат, ты забыл, где находишься? Тут все возможно, – дайвер развел руки в стороны.
– Ладно, я понял, – вздохнул Врубель и едва удержался, чтобы не добавить «командуй».
Он промолчал, но последующий час расставил приоритеты, убедительно доказывая, кто в доме хозяин. Ухарь не выдержал милостиво отпущенное дайвером время – задницу его припекало и почти на физическом уровне он ощущал, как текут минуты, каждая
– Подъем, мужики, – скомандовал он.
Врубель успел только снять куртку, как Ухарь в полной боевой готовности, с биатлонным ремнем, удерживающим АДС, уже застыл, сверля его недружелюбным взглядом. «Ты еще копаешься?» – ясно читалось на его лице.
Потом, сидя в лодке, готовой к отплытию, они терпеливо ждали, пока рычащий от боли Клещ (видно, не так уж и помог ему укол) разденется. А это давалось ему с трудом. Ему мешала повязка, пропитанная свежей кровью.
– Давай шмотки, упакую, – не выдержал Ухарь. Но не жалость была ему советчицей. Минуты шли и уверенности в том, что им снова повезет, не добавляли.
Словно происходящее его не касалось, Маньяк небрежно водил лучом по стене. И до рулевого, предпочитающего до поры не замечать очевидного, наконец, дошло. Вода прибывала буквально на глазах. Исчезла каменная глыба у стены, погребенная под толщей воды. И от плеса, на котором они отдыхали, осталось одно воспоминание. Черные языки жадно набегали на песчаные пласты, постепенно добираясь до выступа, на котором неуклюже балансировал парень, пытаясь шагнуть в лодку. Врубель включил двигатель и подвел судно ближе. Наблюдая за тем, как неловко Клещ ступил в лодку, вскрикнув от боли, рулевой молчал. В нем боролись два чувства. Вернее, чувство было одно, с которым он безуспешно пытался справиться: достать пистолет и разрядить обойму во вздрагивающий от боли балласт. Судя по всему, те же страсти одолевали и Ухаря.
Светлое пятно скользнуло в трещину, обозначив намеченный путь. Уровень воды значительно поднялся. Без предупредительного грохота и бурлящих всплесков, тихий убийца – прилив – добрался до стен, скрыв с глаз то, что прежде было отмелью. С каждой минутой вода прибывала. Врубель пригнулся, едва не задев головой за нарост, свесившийся с потолка. Абсолютно гладкая, без ряби вода стеклянно отражала свет. Луч фонаря отталкивался от влажных стен, от боков бугристых сталактитов и чертил дорожку в постепенно сужающемся провале. – Сбавь ход, Врубель, – тихо сказал Маньяк и чертыхнулся. – Провозились мы с вами, мужики. Даже от отметины не доплыли.
Ослепительный блик скользнул по камням и кругом света замер на потолке, столкнувшись с известковыми наростами, тонувшими в воде. Пути вперед не было.
– Поторопимся. Если уже не опоздали. – Маньяк сбросил в воду закрепленный канат и шагнул через правый борт.
– Дайвер, – тяжелая рука Ухаря остановила его. – Держись рядом. Если не выплыву, последняя пуля будет твоя. Быстро! – рявкнул он остальным и, зажав в руке второй канат, скользнул влево, следом за Маньяком.
Не дожидаясь особого приглашения, исчез за бортом Клещ. Последним вошел в черный холод Врубель. Он держался на поверхности, помогая Ухарю топить лодку. Маньяк прикрепил к лодочному сиденью вещь под названием «поплавок» или «пузырь», с помощью которой с лодкой без труда можно было управляться под водой.