Дела кузнечные
Шрифт:
– Нет уж, завтра ты ему пирожков отнесешь! – решительно заявила Прасковья и побежала на кухню, опару на тесто ставить.
А сахарок припрятала, конечно, Бог знает, когда пригодится. А не понадобится в уплату, так на Пасху можно будет деток порадовать.
Дмитрий спорить не стал и понадеялся только, что матушка не слышала, как бухнуло сердце, узнавшее, что завтра
Весь дом уже спал, а Митя все сидел на завалинке у конюшни, потихоньку посасывал кусочек сахара и думал о завтрашнем дне – когда матушка его отправит к Даниле? Хорошо бы вечером, тогда можно будет не спешить, полюбоваться широченными плечами да огромными ручищами.
Лишь один разочек парнишка позволил себе вспомнить про крепкие ноги кузнеца, в один миг мучительно покраснел и поспешил представить невозможно зеленые глаза. И эти-то мысли были стыдными, греховно-неправильными, а за воспоминания о том, как выглядит нижняя часть Данилы, он готов был немедленно оказаться в Геенне Огненной.
2.
И если самоустрашением можно было как-то пресечь такие мысли, то во сне они одолели Митю в полную силу. Утром, проснувшись в мокром исподнем, он порадовался, что на лето перебрался в конюшню, и рванул к дождевой бочке, чтобы застирать все следы ночного греха.
В избу он шел, раздираемый противоречиями – если матушка отправит к Даниле сейчас, надо будет поспешать, ведь потом с батей в поле идти. Зато весь день доведется провести с мыслями о кузнеце.
Так оно тож на тож и выйдет, если и вечером к нему идти, только тогда Митя будет встречу предвкушать.
Вышло по второму. Прасковья пока напекла пирожков, только чтобы домашних накормить, да мужу с сыном с собой дать.
– Митя, вечером к Даниле-кузнецу сбегаешь, – напомнила она. – Я как раз потрошков в пироги нажарю.
– Хорошо, матушка, – послушно кивнул он, прикусив губу изнутри, чтобы не разъехалась в дурной улыбке.
Конец августа на их северах выдался непривычно жарким, так что к концу трудового дня в поле Дмитрия можно было отжимать от пота. Но об усталости он не думал
– Данила Михайлович! – от калитки позвал Митя, и кузнец, как раз закончивший работы, выбежал из кузни, решив, что-то случилось.
А решил он так потому, что парнишка был запыхавшийся, едва ли не загнанный.
– Что случилось, Дмитрий! С батькой что? – Данила стал торопливо снимать плотный фартук.
– Почему с батькой? – растерялся парнишка и только тут понял, что выглядит так, словно его сюда черти гнали.
Благо, хоть физиономия и так была красная, и понять, как его моментально залило румянцем от смущения, было уже невозможно.
– А, не… – Митя мотнул головой, так что со слипшихся прядок сорвались капельки пота. – Это… матушка пирожков передала, вот не хотел, чтобы остыли, – он все же выкрутился и от того, что выдумал достойную причину для спешки, не сдержал облегченный вздох.
– Пирожков? – опешил Данила. – Дмитрий, батя Зорьку подковывать вчера приводил. И вчера ты мне уже блинов приносил.
– Это за сахар еще, – смущаясь все сильнее под его испытующим взглядом, пробормотал Митя.
– Вот тебе и здрасте, – кузнец упер руки в бока и прищурился. – Дмитрий, с чего Прасковья решила, что я за сахар еду покупаю.
– Господь с вами, Данила Михайлович, это ж от души, – что-то такое вспыхнуло в глазах гостя, что кузнец невольно устыдился собственного предположения.
– Ладно, Дмитрий Федорович, не серчай, не со зла я, – повинился кузнец, с прищуром посмотрев на гостя.
Тот вздрогнул едва заметно, но намек понял.
– В общем, вот, пирожки вам к ужину… Данила, – справившись с собой, Митя протянул ему корзинку и стал отступать к калитке.
– Стоять! – потребовал кузнец и, заглянув под полотенце, сам себе кивнул. – Ужинать нам с тобой снова вместе. Прасковья, не иначе, забыла, что я один живу.
Конец ознакомительного фрагмента.