Делай деньги!

Пратчетт Терри

– Итак, если мы понизим общественное доверие к банковской системе – вот эта трубка, – здесь мы увидим отток наличности из банков – в колбу двадцать восемь, в данной задаче выступающую как «старый чулок под матрацем». Даже самые богатые люди не хотят терять власть над своими деньгами. Видишь, как набирается «матрац»? Или лучше сказать… набивается?

– Очень много матрацев, – согласился Мокриц.

– Я бы назвал это одним матрацем в треть мили вышиной.

– Неужели? – сказал Мокриц.

Плюх!

Где-то пооткрывались клапаны, и вода потекла по новому маршруту.

– Теперь смотри, как опустошаются «банковские займы», пока деньги утекают в «чулок». – Буль! – Следи за резервуаром номер одиннадцать, вот он. Это значит, замедляется экономический рост… вот он идет, идет… – Кап! – Теперь посмотри на ковш номер тридцать четыре, вот он наклоняется, наклоняется… опа! Шкала слева от семнадцатой колбы обозначает обвал торговли, кстати. Видишь, вот начинает переполняться девятая колба? Это у нас «взыскания по закладным». «Потеря рабочих мест» в седьмой колбе… и вот открывается клапан на двадцать восьмой колбе, в ход идут «чулки». – Плюх! – Но что же можно купить? Мы прекрасно видим, что одиннадцатая колба тоже опустошена… – Кап!

Водная активность стихла, не считая отдельных побулькиваний.

– И мы оказываемся в безвыходном положении, потому что наплевали, грубо говоря, в свой колодец, – сказал Хьюберт. – Безработица растет, люди остаются без средств к существованию, жалованье падает, фермы возвращаются в первобытное состояние, тролли спускаются с гор и буянят…

– Тролли уже здесь, – сказал Мокриц. – Некоторые даже в Страже служат.

– Точно? – не поверил Хьюберт.

– Точно, в шлемах, и все как положено. Я сам видел.

– Ну, тогда они убираются буянить обратно в горы, – решил Хьюберт. – Я бы на их месте так и сделал.

– И ты считаешь, что все может так и случиться? – спросил Мокриц. – Ты настолько доверяешь своим трубочкам и ковшикам?

– Они очень тесно взаимосвязаны с происходящим, господин фон Липка, – ответил Хьюберт с обиженным видом. – Взаимосвязи играют критическую роль. Знаешь ли ты – и это научный факт, – что в период национального кризиса всегда задираются подолы?

– То есть?.. – начал Мокриц, понятия не имея, как закончить этот вопрос.

– Женские платья становятся короче, – объяснил Хьюберт.

– И это вызывает национальный кризис? Серьезно? Это насколько же короче они становятся?

Господин Бент гулко откашлялся.

– Кажется, нам пора идти, господин фон Липвиг. Если вы увидели все, что хотели, то вы наверняка торопитесь, – сказал он с еле заметным ударением на последнем слове.

– Что? Ах… да, – спохватился Мокриц. – Пожалуй, пора мне идти. Что ж, спасибо, Хьюберт, было очень познавательно и правдоподобно.

– Я только никак не могу избавиться от утечек, – проговорил коротышка с подавленным видом. – Готов поклясться, что в каждом колене все абсолютно водонепроницаемо, но к концу эксперимента воды вечно меньше, чем в начале.

– Ну, конечно же, Хьюберт. – Мокриц похлопал его по плечу. – А все потому, что ты близок к идеалу!

– Правда? – спросил Хьюберт с распахнутыми глазами.

– Конечно. Каждый знает, что в конце месяца всегда остается меньше денег, чем должно оставаться. Это общеизвестный факт!

Лицо Хьюберта озарилось лучами счастья. «А Тилли была права, – подумал Мокриц. – Я лажу с людьми».

– Теперь наглядно подтвержденный и Хлюпером! – выдохнул Хьюберт. – Я сделаю это темой своей диссертации.

– Или просто темой для разговора с коллегами, – сказал Мокриц, дружески пожимая ему руку. – Ну что, господин Бент, найдем в себе силы удалиться!

Когда они поднимались по главной лестнице, Мокриц спросил:

– Кем приходится Хьюберт нынешнему председателю?

– Племянником, – ответил Бент. – Но как вы…

– Люблю наблюдать за людьми, – ответил Мокриц, улыбаясь себе под нос. – Ну и рыжие волосы, конечно. Зачем госпоже Шик два арбалета на столе?

– Семейные реликвии, сэр, – соврал Бент. Это была преднамеренная, вопиющая ложь, и Бент нарочно ее не скрывал. Семейные реликвии, как же. И она спит в кабинете. Да, она инвалид, но инвалиды-то сидят дома.

«Она не собирается покидать эти стены. Она начеку. И далеко не каждого пустит к себе на порог».

– Какое твое любимое занятие, господин Бент?

– Я выполняю свою работу с усердием и вниманием, сэр.

– Да, но что ты делаешь по вечерам?

– Перепроверяю итоги дня у себя в кабинете, сэр. Подсчеты меня… успокаивают.

– Ты в них так силен?

– Лучше, чем вы можете себе представить, сэр.

– Тогда, если я буду откладывать девяносто три доллара сорок семь пенсов в год в течение семи лет под два с четвертью процента – процент сложный – сколько…

– Восемьсот пятьдесят три доллара тринадцать пенсов при ежегодном пересчете, сэр, – невозмутимо ответил Бент.

«Да, и дважды ты называл точное время, даже не взглянув на часы, – подумал Мокриц. – Ты и впрямь силен в математике. Нечеловечески силен…»

– Отпуск?

– Прошлым летом я ходил в туристический поход по крупнейшим банковским домам Убервальда, сэр. Было очень познавательно.

– Это, наверно, заняло не одну неделю. Я рад, что ты нашел в себе силы оторваться от работы.

– О, было нетрудно, сэр. Госпожа Драпс, наш старший бухгалтер, каждый день, когда закрывался банк, посылала закодированные клики с итогами прошедшего дня в те места, где я останавливался. Я успевал ознакомиться с ними за вечерним штруделем и направлял ей свой ответ с указаниями и предписаниями.