Делай со мной что захочешь
Шрифт:
— Да, но к этому такой большой интерес, я хочу сказать, к проблемам, возникающим для женщин, которые замужем за… Я хочу сказать, как это увлекательно и даже опасно… — запинаясь, пробормотала дама.
А Элина смотрела в лицо Марии Шарп, и оно медленно превращалось в лицо кого-то, кого она знала.
Ардис?
Элина в изумлении отступила на шаг. Дама в черном бросила на нее взгляд, но продолжала говорить: — …было бы глупо, Мария, отказаться от такого великолепного интервью… Вы уверены, что нет? Я хочу сказать, это окончательно? Потому что…
Мария иронически
— Ну, тут может быть один вариант, — медленно произнесла Мария. — Это, конечно, противоречит принципам моей программы, но… давайте побеседуем, миссис Хоу. — Быстрым движением собственницы она взяла Элину за локоть и отвела в сторону: — Вы нас извините, — сказала она даме и мужчине, с которым только что разговаривала; оба молча смотрели на нее. — Чертовы идиоты, зануды, — буркнула она Элине.
Элина шла как слепая.
Она давно не видела матери.
— Элина, Господи, да неужели надо так по-идиотски глазеть на меня? — шепнула Мария. — Ты, конечно же, знала, кто я, верно? Знала мой псевдоним на телевидении?
— Нет… Я хочу сказать, она не говорила мне кто… Я не…
— Но ты же знала, что я наконец получила собственную программу на телевидении, нет?
— В последний раз, когда мы говорили, ты еще сама не знала…
— Ну, словом, в конце концов все получилось. Неужели ты ни за чем не следишь? Были же анонсы в газете… Неужели ты не читаешь даже страничку телевидения?
— Да, иногда, но…
Они остановились у одной из стен возле столика, с которого все было убрано, а грязная белая скатерть сложена пополам. Ваза с розовыми и красными розами накренилась, стоя наполовину на скатерти, наполовину на голом столе. Элине захотелось поправить ее.
— Элина, ты меня так огорчаешь! — вздохнула Мария.
Лицо у Элины горело.
— В общем, с программой у меня все получилось так, как мне хотелось, вплоть до имени — Мария Шарп — и продолжительности вещания, — словом, все. Субсидирует меня косметическая фирма «Лавкор», и первые две передачи прошли отлично — ты что же, даже и не смотрела их?
— Я ведь не знала, — сказала Элина. — Мне очень жаль… Марвин был так занят и…
— Ты просто не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг, — сказала Мария. — А я-то думала, что ты станешь гордиться мною. Так или иначе, теперь, когда ты оправилась от потрясения, выглядишь ты очень хорошо… я рада, что ты по-прежнему носишь такую прическу: она действительно очень тебе идет… для такой прически у женщины должно быть идеальное лицо… Я время от времени поглядывала на тебя здесь, и мне понравилось то, что я видела, — тоном критика заметила Мария. — Но вот этот цвет, этот оттенок розового — не для тебя. Это Марвин выбирал тебе платье? Я ненавижу розовый цвет — тебе следует его избегать. Как же ты живешь? Ты меня извини: я тебе не позвонила потом. Яуже совсем было собралась, когда увидела в газете ту статейку — насчет того, что кто-то собирался ограбить твой дом, и все же — как ты живешь? Счастлива?
— Да, да… — ответила Элина, не очень соображая, что говорит. — Я очень занята… Я хожу на курсы по искусству. Это образовательные курсы для взрослых в небоскребе Рэкема… А кроме того, повторяю французский по моим старым учебникам, ты ведь знаешь, что я два года училась французскому в школе, и мне бы хотелось научиться читать и переводить… Иногда Марвину нужно знать некоторые очерки из французской прессы…
— Значит, ты занята. Отлично, — сказала Мария, явно довольная. — Но неужели ты так и не поздравишь меня? Все говорят, что моя программа идет неплохо.
— О, да, — сказала Элина и отважилась улыбнуться, поскольку мать была уже явно не так критически к ней настроена, даже радостно улыбалась, — да, это чудесно. И Марвин тоже будет очень рад. Я не думаю, чтобы он знал об этом… то есть я хочу сказать, я ведь не знала, какое имя ты себе возьмешь, по-моему, ты об этом не говорила, так что даже если бы я прочла про твою программу… даже если бы я… И случись мне увидеть ее, я и то могла, бы не… Ты же совсем иначе выглядишь, так что я…
— Видишь ли, перед тем, как началась моя программа, Роби дал мне возможность пробыть две недели в Далласе — есть там один прелестный особняк. Они отлично надо мной поработали, — сказала Мария, кончиками пальцев ощупывая лицо и задумчиво проведя пальцем за ухом. — Операцию сделали на второй день, а потом — отдых, восстановление сил, физические упражнения: они отправляют клиентов вертолетом на ранчо заниматься верховой ездой, и я встретила там потрясающих людей. Был там даже один мужчина, девяностодвухлетний техасец — он сказал, что уже третий раз приезжает к ним, и они ему все подтягивают, включая ягодицы, — продолжала Мария. — Совершенно безумный мир! А вот волосы у меня пока еще выглядят черт знает как.
— По-моему, они выглядят очень красиво, — сказала Элина.
— Нет, волосы у меня свои, но слишком тонкие. Они, понимаешь ли, постепенно их обесцвечивали, потому что я ведь какое-то время носила черные волосы и вот однажды утром стала их расчесывать, и они полезли. Это было ужасно… Я думала, что мне конец. Они вылезали целыми прядями, это было ужасно… Так что теперь приходится быть очень осторожной.
Элина во все глаза смотрела на Марию. Внезапно ей пришло в голову, что эта женщина вовсе не ее мать. У ее матери никогда не было такого мягкого, такого тщательно отработанного голоса.
— Ну разве не смехота, что эта чудовищная женщина подвела тебя ко мне! — рассмеялась Мария. — Она уже несколько недель твердила, что хочет познакомить меня со своей молоденькой приятельницей — женой Марвина Хоу… а я пыталась остановить ее, выдумывала всякие увертки… но ей всегда надо настоять на своем — от этих жен миллионеров меня тошнит: они считают, что всех должны опекать, что они просто обязаны оказывать людям услуги и заставлять их делать то или иное. Она пыталась познакомить меня также с каким-то вдовцом, ее двоюродным братом, но этого я уж сумела избежать. Кстати, знаешь, Элина, Роби плохо себя чувствует.