Делец включается в игру
Шрифт:
С одной стороны, Артамонов в новом «слитом» качестве получал те финансовые возможности, которые ему и не снились. С другой – он шел на явное обострение отношений с администрацией. Но соблазн был слишком велик, а его теперешнее положение явно не благоприятствовало амбициям.
Я позвонил своему юристу и поставил его перед свершившимся фактом. Вторым пунктом я потребовал наличие необходимых бумаг уже к обеду.
Сливал я Артамонова со своей
После того как бумаги о слиянии были подписаны, я вручил Артамонову бумаги, необходимые для поручительства. Более того, я позвонил куда надо и деньги Артамонов мог получить уже сегодня вечером. Что он не преминул сделать.
На другой день я выяснил, куда он вложил эти деньги. Контора оказалась одной строительной фирмой, на следующий день я посетил ее директора и предложил ему продать мне предприятие. Через два дня фирма была моей. Я приказал временно приостановить все работы и приступил к завершению операции.
Я вызвал к себе Артамонова и показал ему приказ о его увольнении.
Получасовую сцену истерики я вынес, не моргнув глазом. Артамонов извивался как мог, валялся в ногах и упрекал в недобросовестности.
Я был непрошибаем и, по-моему, даже не раскрыл рта, чтобы возражать – на каждый упрек Артамонова отвечал наш юрист, который аккуратно разъяснил ему, что все произошло на законных основаниях, а сам он, Артамонов, мягко говоря, проявил излишнее доверие, столь часто подводящее нас на тернистом жизненном пути.
Разумеется, Артамонов не мог теперь получить ни процентов, ни своих денег. Разумеется, Артамонов мог вернуть кредит, только продолжая работать в новой организации под моим попечительством. Разумеется, Артамонов денег не вернул. И, разумеется, его убили.
Об остальных новостях я узнавал лишь из газет. Завадский был выпущен из-под ареста, когда известный адвокат Ривкин предоставил решающие доказательства его невиновности. Бизнесмен отправился на отдых, оправляться от нахлынувших на него бед за границу, а сам Ривкин на другой же день после процесса скончался от инфаркта. Некоторой сенсацией для читающей публики стал тот факт, что адвокат завещал перевезти его прах на историческую родину и похоронить на Масличной горе в Иерусалиме, где Ривкин приобрел за невероятные деньги место на кладбище.
Нина Соколова была оправдана и Юрий Владимирович радостно сообщил мне это известие, позвонив по телефону. Разумеется, ему и в голову не могло придти, кого нужно за это благодарить…
Наконец, Антоша Чехов, врач со «скорой помощи», раскололся. Когда мы все-таки встретились и хорошенько посидели, он, собравшись с силами, сказал:
– Помнишь, у нас все никак не выходило поговорить об одном деле?
– Антоша! – к концу вечера я был уже помочь бывшему коллеге по желдорболи в любой его просьбе. – Да все, чего твоя душа пожелает! Дочку в спецшколу? Гарнитур за полцены? Выигрыш в лотерею? Какой именно? Квартиру, машину?
– Да нет, – отмахнулся от меня Чехов, – фу, какой ты меркантильный. Я не решался поговорить с тобой совсем о другом… Ты помнишь Ингу? Так вот, она вышла замуж за шведа и уехала в Скандинавию.
– Ну и что? – удивился я. – Какая еще Инга? Та, что была с рыжими косичками?
– Конечно, – подтвердил Чехов. – Ты еще сох по ней три месяца, а она только нос задирала. Разве ты об этом забыл? Ведь тогда мне казалось, что это самая сильная твоя любовь…
– Нет-нет, что ты, ведь всего десять лет прошло с тех пор, – пошутил я, – Хотя, если честно сказать, самая сильная любовь в моей жизни была к одной девочке в детсаду в ясельной группе.
Мне стало грустно. Я действительно почти позабыл об этой бабенке, и я действительно тогда был по уши влюблен в это рыжее создание с косичками. А то, что она сейчас с кем-то живет в Стокгольме мне как-то до лампочки.
Выходит, что наши чувства со временем стираются и теряют блеск как старинная монета. Во всяком случае те, что касаются любви. Во всяком случае – у меня.
А вот новые ощущения, доставленные мне предпринятым расследованием, буквально питали меня целый месяц. Вспоминая цепь событий, я анализировал их, пытаясь понять, где можно было действовать иначе, а где я поступил правильно. Короче, я учился.
И когда через месяц одна из моих знакомых пожаловалась мне, что после вечеринки из ее дома пропал перстень с изумрудом, который принадлежал еще Екатерине Медичи, и что она не может обращаться в милицию, поскольку все ее посетители в тот вечер представляли собой крайне важные персоны, я почувствовал головокружение, как перед прыжком с трамплина на лыжах.
Я попросил потерпевшую рассказать мне все поподробнее и пообещал помочь…