Делириум
Шрифт:
Хана смотрит в сторону и кусает губу. Мы не разговаривали с той ночной вечеринки, и я отчаянно пытаюсь подыскать какие-нибудь подходящие для нашей встречи слова. Трудно поверить, что она была моей лучшей подругой, мы могли целый день провести вместе и нам всегда было о чем поговорить; порой, когда я возвращалась от Ханы домой, у меня горло болело от смеха. А теперь между нами как будто стеклянная стена, невидимая, но непроницаемая. Наконец я нахожу, что сказать.
— Я получила список кандидатов.
— Почему ты мне не перезвонила? — одновременно
Мы обе замолкаем, а потом снова говорим хором.
Я:
— Ты мне звонила?
Хана:
— Ты уже дала согласие?
— Ты первая, — уступаю я.
Как ни странно, но видно, что Хана чувствует себя некомфортно. Она смотрит на небо, потом на малыша в купальном костюме на другой стороне улицы, на двух мужчин, которые грузят ведра в грузовик, смотрит на что угодно, только не на меня.
— Вообще-то я оставила тебе три сообщения.
— Я не получала никаких сообщений, — скорее говорю я, и сердце мое начинает учащенно биться.
Неделями я злилась на Хану из-за того, что она не пыталась со мной связаться после той вечеринки. Я злилась, и мне было обидно. Но я сказала себе, что так даже лучше — Хана переменилась и теперь ей, вероятно, не о чем со мной говорить.
Хана смотрит на меня, как будто сомневается в том, что я говорю правду.
— Кэрол не сказала тебе, что я звонила?
— Нет, клянусь.
У меня словно гора падает с плеч, и я смеюсь. В эту секунду я понимаю, как сильно соскучилась по Хане. Даже когда она на меня злится, она единственная общается со мной по собственной воле, а не из чувства долга или ответственности перед семьей и всего прочего, что в руководстве «Ббс» считается таким важным. Все остальные в моей жизни — тетя Кэрол, кузины, девочки из школы, даже Рейчел — уделяют мне свое время только потому, что так надо.
— Честное слово, я понятия не имела, что ты звонила.
Однако Хана не смеется, она хмурится.
— Не волнуйся. Это пустяки.
— Послушай, Хана…
Но она меня перебивает:
— Я же сказала — пустяки.
Хана скрестила руки на груди и пожимает плечами. Я не знаю, поверила она мне или нет, но в одном я уверена — в итоге все изменилось. Счастливого воссоединения подруг не будет.
— Так тебе подобрали пару? — вежливо, даже немного формально спрашивает Хана.
Я решаю отвечать таким же тоном.
— Брайан Шарфф. Я дала согласие. А ты?
Хана кивает. У нее дергается уголок рта. Почти незаметно.
— Фред Харгроув.
— Харгроув? Однофамилец мэра?
— Его сын, — уточняет Хана и снова смотрит в сторону.
— Ух ты! Поздравляю.
Я не в силах скрыть, что эта новость произвела на меня впечатление. Хана, должно быть, сразила всех эвалуаторов. Хотя это и неудивительно.
— Да уж, повезло.
Голос Ханы абсолютно ничего не выражает. Я не понимаю ее сарказма, ведь сознает она это или нет, ей действительно повезло.
Вот оно — мы стоим рядом на раскаленном от солнца асфальте, но с таким же успехом
«Если стартовали по-разному, то и финишируете по-разному».
Эту старую пословицу любит повторять тетя Кэрол. До сих пор я не понимала, насколько это верно.
Видимо, поэтому тетя и не передала мне, что Хана звонила. Три телефонных звонка трудно забыть, а тетя очень аккуратна в таких вопросах. Может, она решила приблизить неизбежное, подтолкнуть нас с Ханой к финалу наших отношений. Она знает, что после процедуры наше с Ханой прошлое, наша общая история уже не будут иметь такого значения. Однажды наши воспоминания поблекнут, и у нас уже не останется ничего общего. Вероятно, тетя пыталась меня защитить. По-своему.
Нет смысла предъявлять ей претензии. Она не станет ничего отрицать, просто посмотрит на меня пустыми глазами и процитирует какую-нибудь истину из руководства «Ббс».
«Чувства преходящи. Время не ждет никого, но путь ждет человека, чтобы он его прошел».
— Домой идешь?
Хана по-прежнему смотрит на меня как на незнакомого человека.
— Ага. Решила, что лучше мне спрятаться, пока никто не ослеп от такой красоты, — я показываю на свою футболку.
На лице Ханы мелькает тень улыбки.
— Я пойду с тобой, — говорит она, и это меня удивляет.
Какое-то время мы идем молча. До моего дома не так далеко, и я боюсь, что мы так всю дорогу и промолчим. Я не припомню, чтобы Хана была такой тихой, и это действует мне на нервы.
— Ты откуда идешь? — спрашиваю я, просто чтобы не молчать.
Хана вздрагивает, как будто я вернула ее из сна в реальность.
— Из Ист-Энда. Загораю строго по расписанию. Она подносит свою руку к моей. Рука Ханы раз в семь темнее, на моей только веснушек после зимы стало побольше.
— А ты нет, как я понимаю?
На этот раз улыбка Ханы настоящая.
— В общем, нет. Я почти не ходила на пляж.
Я краснею и злюсь на себя за это, но Хана ничего не замечает, а если и замечает, то не показывает этого.
— Знаю, я тебя там не нашла.
Я искоса поглядываю на Хану.
— Ты меня искала?
Хана закатывает глаза, меня радует, что она начинает вести себя как раньше.
— Ну, не прямо так чтобы искала. Просто была там несколько раз, но тебя не видела.
— Я много работаю.
О том, что вообще-то много работаю, чтобы не было времени ходить на пляж, я не упоминаю.
— Бегаешь?
— Нет, слишком жарко.
— Ага, я тоже. Решила сделать перерыв до осени.
Дальше мы идем молча, потом Хана наклоняет голову и, прищурившись, смотрит на меня:
— Ну а что еще?
Ее вопрос застает меня врасплох.
— Что значит «еще»?
— То и значит. Я спрашиваю, а что кроме работы? Лина, брось, ты что, забыла? Это же наше последнее лето. Можно делать, что хочешь, никакой ответственности перед обществом и прочей положительной ерунды. Так чем ты занималась все это время? Где была?