Делириум
Шрифт:
— Только если ты готов к поражению, — говорю я.
Алекс удивленно поднимает брови.
— Так ты думаешь, что бегаешь быстрее меня?
— Я не думаю, я знаю.
— Посмотрим. — Он склоняет голову набок. — Ну, кто первый до буйка?
Этого я не ожидала. Вода еще не ушла так далеко от берега, буйки плавают на глубине фута в четыре или больше.
— Ты хочешь бежать до буйка?
— Испугалась? — с улыбкой спрашивает Алекс.
— Я не испугалась, просто…
— Вот и отлично. — Алекс двумя пальцами стряхивает невидимую песчинку с моего плеча. — Тогда давай так — меньше болтовни, больше… Побежали!
Он выкрикивает последнее слово и срывается с места. Я не была готова, и проходит целых две секунды, прежде чем я бросаюсь за ним вдогонку.
— Нечестно! Ты не предупредил! —
После отлива на оголившемся дне кое-где остались лужицы, брызги летят у нас из под ног, одежда становится мокрой, и мы оба хохочем на бегу. Я запутываюсь ногой в клубке красно-лиловых водорослей и чуть не впечатываюсь лицом в песок, но успеваю выставить вперед руки. Я вскакиваю на ноги и уже почти нагоняю Алекса, а он в этот момент наклонятся, зачерпывает пригоршню мокрого песка, разворачивается и швыряет его в меня. Я с визгом уворачиваюсь, но немного песка все же попадает мне в щеку и стекает вместе с водой по шее.
— Ты жульничаешь! — задыхаясь от бега и смеха, кричу я.
— Нельзя жульничать, если нет правил! — кричит через плечо Алекс.
— Ах нет правил?!
Мы бежим уже по голень в воде, и я начинаю брызгать ему в спину водой. Алекс разворачивается, делает рукой дугу по воде, и брызги веером летят в мою сторону. Я пытаюсь увернуться, но теряю равновесие, падаю и в результате оказываюсь в воде по локоть. Шорты и нижняя половина футболки намокают, а я чуть не задыхаюсь от неожиданности и холода. Алекс продолжает идти вперед, он откидывает назад голову, ослепительно улыбается и смеется так громко, что кажется, его смех способен перелететь через Грейт-Диамонд-айленд, нырнуть за горизонт и долететь через океан до других земель. Я поднимаюсь с четверенек и бросаюсь вперед. До буйков осталось двадцать футов, вода доходит мне до колен, потом до бедер, до пояса, и я уже наполовину бегу, наполовину плыву, загребая руками, как веслами. Я задыхаюсь от смеха и не могу ни о чем думать, все мое внимание сфокусировано на подпрыгивающем на воде ярко-красном буйке. У меня одна цель — победа, я должна победить. До цели остается всего несколько футов, Алекс все еще впереди, мои тенниски стали тяжелыми, словно свинцом налились, одежда тянет ко дну, как будто карманы набиты камнями. Я бросаюсь вперед и, схватив Алекса, погружаю его под воду, потом упираюсь ногой в его бедро, отталкиваюсь и лечу к ближайшему буйку. Я шлепаю по буйку ладонью, и он отскакивает назад. Мы, наверное, в четверти мили от берега, и вода все еще уходит, так что я могу встать на дно. Волны бьют мне в грудь, я торжествующе поднимаю обе руки. Алекс добирается до меня, он трясет головой, и брызги веером разлетаются во все стороны.
— Я выиграла, — выдыхаю я.
— Ты жульничала.
Алекс делает еще два шага и падает спиной на натянутый между буйками трос. Он откидывается назад и смотрит на небо, футболка его намокла, с ресниц на щеки стекают капли воды.
— Если нет правил, — говорю я, — значит, и жульничать нельзя.
Алекс поворачивается ко мне и улыбается.
— Ну, тогда я просто тебе поддался.
— Ага, как же! Ты просто не умеешь проигрывать.
— У меня опыта маловато.
И снова эта уверенность в себе, эта легкость и эта улыбка. Но сегодня меня ничего не раздражает. Сегодня у меня такое чувство, будто эти качества Алекса передаются и мне, и если я пробуду с ним дольше, то уже никогда не буду неловкой, пугливой и неуверенной в себе девчонкой.
— Как скажешь.
Я закатываю глаза и обнимаю одной рукой буек рядом с Алексом. Меня радует все, все доставляет удовольствие: вода, которая с шипением обтекает меня, непривычное ощущение от плавания в одежде, то, как липнет к телу футболка и тенниски к босым ногам. Скоро отлив закончится и вода начнет прибывать. И тогда нам предстоит долгий и тяжелый заплыв к берегу.
Но мне все равно. Мне все нипочем — меня абсолютно не волнует, как я объясню тете, почему пришла домой в мокрой одежде, почему к спине прилипли водоросли, а волосы пахнут солью. Меня не волнует, сколько осталось до комендантского часа или даже почему Алекс так хорошо ко мне относится. Я просто счастлива — это такое незамутненное, искрящееся чувство. Залив за буйками становится темно-фиолетовым,
Слева от нас виден белый силуэт лабораторного комплекса, за ним смутно вырисовывается Старый порт с похожими на гигантскую деревянную сороконожку доками. Справа — Тьюки-бридж, по нему и дальше, вдоль границы, выстроилась длинная цепочка сторожевых будок. Алекс перехватывает мой взгляд.
— Правда, красиво?
Мост весь в серо-зеленых пятнах, черных потеках и водорослях, водоросли растут по косой, и кажется, что мост кренится от ветра.
— Тебе не кажется, что он прогнил? — Я морщу нос. — Моя сестра все время говорит, что когда-нибудь он обвалится, просто возьмет и рухнет в океан.
Алекс смеется.
— Я не про мост, — он кивает чуть в сторону от моста. — Я о том, что за мостом. — Тут он на мгновение запинается и продолжает: — О Дикой местности.
За мостом Тьюки-бридж северная граница идет вдоль дальнего берега Глухой бухты. Пока мы стоим в воде у буйков, небо начинает темнеть, и в сторожевых будках один за другим загораются огни — знак того, что скоро надо будет идти домой. Вода начинает прибывать и уже закручивается вокруг меня маленькими водоворотами, но я все равно не могу заставить себя оторваться от буйка. За мостом синхронно, как беспрестанно видоизменяющаяся стена, раскачиваются густые леса Дикой местности, они образуют широкий клин, который направлен в сторону Глухой бухты и разделяет Портленд и Ярмут. Оттуда, где стоим мы с Алексом, видна лишь маленькая его часть — ни огней, ни лодок, ни домов, только загадочная непроницаемая темнота. Но я знаю, что Дикая местность тянется на мили и мили в глубь материка через всю страну и, как монстр, окружает своими щупальцами цивилизованные территории.
Может быть, виной тому наш забег к буйкам, может, моя победа или то, что Алекс не стал критиковать мою семью, когда я рассказала ему о маме, но сейчас мне так хорошо, я так счастлива, что мне хочется рассказать что-нибудь Алексу или спросить его о чем-нибудь.
— Можно, я скажу тебе что-то по секрету? — спрашиваю я.
Ответ мне на самом деле не нужен, и от сознания этого у меня голова идет кругом, я совсем не чувствую страха.
— Я много об этом думала. О Дикой местности, о том, какая она… и о заразных, существуют они на самом деле или нет… — Боковым зрением я вижу, что Алекс вздрогнул, и поэтому продолжаю: — Я думала… то есть я воображала, будто мама не умерла, понимаешь? Будто бы она сбежала в Дикую местность. Понятно, это ничем не лучше. Наверное, мне просто не хотелось, чтобы она исчезла навсегда. Мне становилось легче, когда я представляла, что она живет где-то, поет…
У меня не хватает слов, удивительно, до чего хорошо мне с Алексом. И я ему за это благодарна.
— А ты?
— Что я?
Алекс смотрит на меня как-то странно, как будто я его обидела, но это глупо.
— Ты, когда был маленьким, думал о Дикой местности? Ну, просто так, как будто играешь?
Алекс бросает на меня косой взгляд и кривится.
— Да, конечно. Много раз. — Он протягивает руку в мою сторону и хлопает ладонью по буйку. — Никаких буйков. Никаких стен. Никто за тобой не наблюдает. Свобода и простор, куда ни посмотри. Я до сих пор об этом думаю.
Я удивленно таращусь на Алекса. Сейчас уже никто не пользуется такими словами — «свобода», «простор». Это устаревшие слова.
— До сих пор? Даже после этого?
Непреднамеренно, даже не думая о том, что делаю, я слегка касаюсь шрама на шее Алекса.
Он шарахается от меня как ошпаренный, и я поскорее убираю руку.
— Лина… — У Алекса какой-то странный голос, как будто мое имя неприятное на вкус.
Я знаю, мне не следовало дотрагиваться до него. Есть границы, которые я не имею права преступать, и он должен напомнить мне об этом, о том, что значит быть неисцеленной. Мне кажется, если он начнет читать мне мораль, я умру от унижения, и, чтобы как-то замаскировать свое волнение, начинаю болтать без умолку: