Дело Бенсона
Шрифт:
– Возможно, – с сомнением ответил Маркхэм.
– Отлично. Учитывая психологические особенности, оставалось найти такого человека, который был бы способен совершить преступление при сложившихся обстоятельствах… Так уж вышло, что я давно знал майора, и, когда утром я побывал на месте преступления, я понял, что это дело его рук. Это преступление в каждой своей детали четко отражало все психологические черты личности, которая его совершила. Но даже не зная его лично, по одним только фактам, я бы непременно включил майора в число подозреваемых.
– Но допустим, что это сделал другой человек типа майора?
– По природе мы все различны, – ответил Ванс, – однако две личности, близкие по натуре, могут существовать
– Но он человек импульсивный и опрометчивый игрок, – возразил Маркхэм, – и он вполне мог рискнуть.
– О! Между опрометчивым игроком и уравновешенным игроком вроде майора Бенсона есть огромная психологическая бездна. Опрометчивым игроком руководят страх, надежда и отчаяние, уравновешенный игрок действует на основе своего опыта, убеждения и рассудительности. Один действует под влиянием эмоций, другой – ума. Майор отличается от Пфайфа своим самообладанием. Майор самоуверен, но это не безрассудная самоуверенность – она основана на инстинктивной вере в собственную непогрешимость и безопасность. Это противоположность того, что фрейдисты называют комплексом неполноценности – форма этомании, вариант fobie des grandeurs [67] . У майора это есть, а у Пфайфа отсутствует. И поскольку преступление указывает на наличие этого качества у преступника, я понял, что Пфайф невиновен.
67
Мания величия (фр.).
– Понемногу туман перед моими глазами начинает рассеивать-ся, – сказал Маркхэм.
– » Но были и другие, непсихологические указания, – продолжал Ванс. – Парик, смокинг, зубы и прочее – все это говорит о том, что преступнику известны привычки и домашние условия. Бенсон сам впустил преступника в дом, а тот знал, что в это время Бенсон будет один дома – это указывает на майора. Еще один факт – рост майора соответствует росту убийцы. Факт, хотя и незначительный, но важный.
– Почему вы были уверены, что его совершила не женщина?
– Самая умная женщина в вопросах, касающихся жизни, становится эмоциональной. Такое преступление женщина могла бы задумать, но хладнокровно выстрелить в лоб человеку с пяти-шести футов – нет. Это было бы противоположно всему тому, что нам известно о человеческой натуре. К тому же перед убийством женщина не стала бы разговаривать, а тем более спорить со своей жертвой. Стоящая женщина не станет убивать сидящего. Разговаривать женщина предпочла бы сидя. А мужчина мог стоя разговаривать с сидящим собеседником. Кроме того, женщина не сумела бы навести на Бенсона пистолет, не вызвав у того подозрения. Так уж устроено на света, что сердитая женщина вызывает подозрения у мужчины, если в процессе ссоры она вдруг хватается за сумочку… Так или иначе, но лысый, без зубов и в тапочках Бенсон не стал бы принимать у себя женщину. Поэтому такую гипотезу я сразу отбросил.
– Вы сказали, что для убийцы это был героический поступок, и тут же утверждаете, что все это он задумал.
– Да, оба эти обстоятельства не находятся в противоречии. Убийство было запланировано, это несомненно. Но майор был готов дать своей жертве последний шанс. Моя теория такова: майор, находясь в тяжелом материальном положении, знал, что в сейфе его брата лежит большая сумма. Он задумал совершить убийство и с этой
– Я понял, что вы сказали, но все же одно никак до меня не дойдет: почему вы уже в то утро заподозрили майора, хотя все оборачивалось против капитана Ликока?
– Точно так же, как скульптор видит в глыбе камня будущую скульптуру, так психолог понимает натуру человека по его действиям. Могу добавить, что разговоры об исчезнувших руках Афродиты, или Венеры, – сущая ерунда. Любой компетентный художник, знающий законы эстетики, может быстро восстановить руки не хуже, чем они были в оригинале. Такая реставрация доступна человеку, у которого хорошо развито чувство гармонии.
Он сделал один из своих выразительных жестов.
– Важной деталью любого преступления, – продолжил Ванс, – является проблема меняющихся подозрений. Когда есть общая концепция преступления, тогда ее отдельные части должны составлять единое целое. Поскольку майор построил свой расчет на том, что его подозревать не будут, то, следовательно, все остальные возможные улики в этом деле не должны были указывать на него. В противном случае психологические аспекты носили бы другой характер, они были бы неопределенны и расплывчаты. Типу логического мышления в данном деле должны соответствовать детали, они не могут противоречить ему. Когда ваши улики стали оборачиваться против капитана Ликока, майор неистово выступил в его защиту, и я понял, что он нас дурачит. Должен сказать, что сперва я считал мисс Сент-Клер избранной им жертвой, но когда я узнал о присутствии в доме ее перчаток и сумочки и это оказалось чистой случайностью, то вспомнил, что майор подсунул нам Пфайфа в качестве источника информации об угрозах капитана. Я понял, что ее роль в пьесе оказалась непредвиденной и для убийцы.
– Ну хорошо, Ванс, – сказал Маркхэм, – ваше дело закончено, мое только начинается, а пока я хочу спать.
Прошла неделя. Майору Энтони Бенсону было предъявлено обвинение в убийстве брата. Этот процесс, который вел, как вы помните, судья Рудольф Хансаккер, вырос до размеров национальной сенсации, «Ассошиэйтед Пресс» вела передачи из зала суда, все газеты печатали сообщение о ходе процесса. Прокуратура выиграла дело после очень тяжелой борьбы. Как все это происходило, как вела прокуратура борьбу, как доказывали вину майора, как его признали виновным в убийстве и после апелляционного суда приговорили к двадцати годам тюремного заключения – все это описано в судебных отчетах.
Лично Маркхэм в процессе не участвовал. Так как он был другом обвиняемого, его позиция оказалась крайне сложной, хотя в его адрес не раздалось ни слова упрека. Обвинение поддерживал первый заместитель окружного прокурора Салливэн. Майора Бенсона окружал такой отряд адвокатов, какой редко можно встретить в суде. Среди адвокатов были Блашфильд и Бауэр, причем Блашфильда вызвали из Англии специально. Они дрались за каждое слово, но доказательства опровергали их на каждом шагу.
После того как Маркхэм поверил в вину майора, он сам проверил дело братьев и убедился, что дела майора обстояли гораздо хуже, чем говорил Ститт. Средства фирмы постоянно присваивались для личных целей братьями, но если Олвину везло, то майор был гол до нитки. Маркхэм сумел убедительно доказать, что судьба майора буквально зависела от смерти брата. Больше того, Маркхэм предоставил суду доказательства, что в день убийства Олвина майор давал такие денежные обещания, которые мог выполнить лишь при условии немедленной смерти брата. Достаточно сказать, что суду было предоставлено сорок восемь документов, обличающих майора.