Дело Бутиных
Шрифт:
— Есть у нас, — продолжал Линч, — есть, и не мало, также есть дельцы, которые о благе Америки думают не больше, чем тараканы в щелях! И ближнего надуют, и общественные деньги свистнут, и такое мошенничество учинят, да еще с благородным видом, — тьфу, виселица по ним плачет!
— Уильям Твид? — коротко спросил Бутин.
— Э, да вы, Микки, в курсе нашего нью-йоркского скандала! «Нью-Йорк тайме» почитываете? Ну, этот Твид прожженный и ловкий негодяй! Да ведь он не один, там целая шайка... Слышали про Таммани-холл, оно же Таммани-ринг? Все-то на ирландцев сваливают, будто их рук дело. Это организация. Провели
Сидевший за соседним столиком бородатый фермер, прислушивавшийся к разговору Бутина и Линча, бросил:
— Эта бестия вылезет, дружки помогут... за денежки у нас все можно! — и шлепнул по столешнице крупной ладонью. — Этих надо сразу давить! — Он снял шляпу. — Прошу прощения, джентльмены! — И тут же встал и пошел к выходу.
— Голос настоящей Америки! И все-таки, дорогой мистер Бутин, сила не у Твидов, а у нас, честных предпринимателей! Мы строим заводы, мы прокладываем железные дороги, мы добываем золото. И благодаря нам процветает Америка!
Он пристально и несколько осуждающе взглянул на Бутина.
— Вы все время в каком-то беспокойстве, дорогой Микаэль, и вы слишком большое значение придаете отдельным случаям, когда надо видеть процесс в целом. А в целом — мы живем в пору прогресса! Оставьте свою совесть в покое, мы с вами не Твиды. Но мир так устроен, что вы, мистер Бутин, имеете миллионы, а ваш кучер имеет те гроши, что вы ему дадите из ваших средств! Вы живете в своем роскошном дворце, а рабочие на ваших приисках в скромных лачугах... Я знаю, что вы заботитесь о своих людях, и так должен поступать всякий разумный, предусмотрительный капиталист. Но разве вы не деловой человек прежде всего? И приехали к нам в Америку как деловой человек, а не для того, чтобы сострадать по поводу наших бед и промахов. All right! Будем дело делать!
Он все еще надеялся на акционерную компанию Линч—Бутин по строительству железной дороги Аляска — Амур! Их транссибирская магистраль — это мечта, мыльный пузырь, сновидение, — неужели такой коммерсант, как Бутин, не может этого понять! Он еще уверяет, что они с Линчем проедутся по этой дороге от Тихого океана до Урала!
Он не сердился, не настаивал, у американцев уйма терпения!
— Выпьем за деловое сотрудничество, — провозгласил он на прощание. И подумал про себя: «Все же русские — странный народ, даже богачи!»
До ранчо в Канзасе его домчали лошади Вильсона, и могучая тройка фермера напомнила ему русскую запряжку и русскую езду, а юный самоуверенный и простодушный Боб чем-то неуловимо напоминал по своим повадкам своего сверстника, лихого нерчуганина Петю Яринского.
Просторы вокруг были точно как сибирские, беспредельные и захватывающие душу, только без сопок, падей и таежных дебрей. Закрыв глаза, он будто услышал далекий звон бубенцов, — сейчас бутинские лошадки вымчат его на окраину Нерчинска, пронесут по Большой улице, а навстречу тарантас Баташевых, и разбойным свистом поприветствует его ямщицкая дочь Марфа Николаевна!
Но встретили его мистер и миссис Вильсон. Реджинальд дружески хлопнул по спине, а Мельпомена обняла и поцеловала. Его ввели в просторный невысокий дом с плоской крышей, где его окружили запахи сбруи, кожи, шерсти, жареного мяса, тмина, колесной мази. Со стен погладывали на гостя многочисленные ковбойские портреты дедушек, отцов, братьев Реджи и Мили в обрамлении длинноствольных пистолетов, ружей всех видов и калибров, хлыстов, бизоньих рогов и медвежьих морд.
И кормили в этом ранчо не яйцами с беконом, но тушеным бараньим седлом с капустой, артишоками, жареными телячьими мозгами, фаршированной мясом и овощами индюшачьей шейкой! Вот так, мистер Бутин, наш дорогой русский набоб!
Реджинальд и Роберт — отец и сын — дружно отмахивались от какого-либо разговора, требовавшего приложения умственных сил или душевной озабоченности. Бостонский театр? А ну его к шутам! Музыкальные вечера? Да катись они... Живопись? Книги? Вы за кого нас принимаете, мистер сибирский раджа?
— Наше дело пшеница да мясо, дорогой Микаэль... Вы-то наверняка приехали к нам не на скрипке пиликать, а? — подмигивал ему старый Вильсон.
— И не на барабане бухать? — поддакивал младший, весь в восторге от своей тяжелой остроты.
Они усердно, хотя и малыми дозами, подливали гостю виски, а Мельпомена подкладывала то кусок индейки, то ломоть нежной телятины, то мясистые, ароматные артишоки в ореховом соусе: «Ну, пожалуйста, мистер Бутин, мы вас так ждали!»
— Вот если вы захотите купить партию добрых лошадей, — полушутливо, полусерьезно сказал Реджинальд. — Или коров мерилендской породы? Или, на худой случай, пару породистых хряков, — то вот это настоящее дело!
Бутину было приятно в кругу этой доброжелательной и трудолюбивой семьи, а все же немного грустно. Думают ли они о судьбах своей страны, о ее будущем или живут только сиюминутными интересами, повседневными делами своей фермы?
Дверь в столовую медленно растворилась, — она была из тяжелых толстых плах, — и Бутин увидел сначала маленькую головку в мелких тугих колечках черных волос, затем большущие темные глаза, потом тоненькую шейку, и наконец, возникла точеная фигурка девочки лет четырех-пяти с темной и нежной, как бархат, кожей.
— Мэм, можно?
— О Шарло, — распахнула руки миссис Мельпомена Вильсон, — скорее ко мне! Дитя мое! — Девочка сверкнула белыми зубками и через секунду уже сидела на коленях у Мельпомены, доверчиво обнимая худенькими пальчиками полную руку доброй женщины.
Что-то произошло. Будто что-то похожее уже было в жизни у Бутина. Память настойчиво и требовательно стучала в сердце: было. Но ничего не объясняла и не подсказывала: было — и все! Но ведь чушь, дичь, глупость: не было. Не могло быть!
Роберт проворно и аккуратно очистил апельсин:
— Лови, Шарло!
Девочке эта игра не в новинку. Она живо высвободила обе руки и ловко поймала переброшенный через стол плод. И смеясь, завертела головкой: вон я какая ловкая! Вкусно запахло апельсиновой коркой и сочной цитроновой мякотью.