Дело было в Бельдяжках
Шрифт:
Домой Матвей возвращался позже, чем запланировал. Из его головы совсем выпало (раньше с ним такого никогда не случалось), что на сегодня была назначена поставка нового пастеризатора, который он купил для своего производства. Нужно было проследить за разгрузкой, проверить оборудование и документы, а затем, не откладывая в долгий ящик, провести монтажные работы и убедиться в исправности своего приобретения.
Но он очень спешил, подгонял рабочих, даже сам в какой-то момент схватился за гаечный ключ, чтобы быстрее справиться со всем. И даже мысль о поджидающей его окрошке не охладила
— Народ, я вернулся, — пробасил он, направляясь по погруженному в темноту дому к комнате сына, из которой доносился разговор и веселых смех.
Но стоило ему только приоткрыть дверь, как он замер на пороге, непроизвольно нахмурив брови.
— Что за ерундой вы тут занимаетесь? — проговорил он недовольно, глядя, как Илья и Алена обсуждают новое творение его сына, близко склонив друг к другу свои головы.
В помещении стоял стойкий запах масляных красок и растворителя, навевавший тяжелые воспоминания, и Матвей прикрыл глаза и попытался мысленно выстроить блок, отгородиться от своего прошлого, которое так коварно подстерегло его в момент, когда мужчина совершенно не был готов к этому.
— Привет! — выдохнула девушка немного испуганно. — А мы тут сюрприз для тебя готовим! Правда, конспираторы из нас так себе! Ну и ладно, — она подскочила и, взяв рисунок, подошла к мужчине.
Алена нервным жестом заправила за уши пряди выбившихся волос, оставляя на них следы зеленой краски, в которой были немного испачканы её пальцы, и протянула лист. Всё это время мальчик, затаив дыхание, наблюдал за хмурым лицом отца.
— Смотри, как чудесно получилось! У него настоящий талант! Это ваш дом, узнал? Смотри, как соблюдены пропорции! — её голос немного дрожал, но в нем можно было расслышать искреннее восхищение.
— Узнал, как не узнать, — бросил Матвей.
Повисла гнетущая пауза.
«Ну, скажи же что-нибудь приятное!» — взмолилась Алена мысленно, с замиранием сердца ожидая, что мужчина сейчас сбросит с себя эту ледяную маску недовольства. Но тот лишь добавил:
— Кто-нибудь накормит меня ужином? Голоден как волк, — а затем развернулся, чтобы уйти, но напоследок всё же спросил. — Сын, как ты себя чувствуешь? Всё нормально?
— Нормально, — буркнул парнишка, до боли сейчас напоминая своего отца, и принялся чистить кисти.
Матвей вышел, а Алена, заметив, как поник и погрустнел разочарованный ребенок, едва не заскрипела зубами.
— Пойду помогу твоему папе, — с натянутой улыбкой проговорила она. — Видно, на пустой желудок, он не в состоянии оценить рисунок. Но после ужина мы обязательно привлечем его внимание, обещаю!
Илья даже не повернулся к ней, продолжая монотонными движениями, глядя в окно, стирать с кистей подсыхающую краску.
Матвея девушка нашла в ванной: мужчина мыл руки. Она ворвалась как ураган и закрыла за собой дверь, прибавляя напор воды, чтобы её шум послужил своеобразным прикрытием для запланированного разговора.
— И что не так с этим рисунком? — проговорила она, воинственно упирая кулаки в свои бедра. — Ты представляешь,
Мужчина скользнул по Алёне холодным взглядом, демонстративно закрыл кран и повернулся к полотенцу, тщательно вытирая руки.
— Да что с тобой такое? — девушка была просто обескуражена таким поведением.
Оно никак не вписывалась в то представление о Матвее, которое сложилось у неё за время их знакомства.
— Как можно быть таким бесчувственным? — выдохнула она, готовая разрыдаться от нахлынувшей обиды. Неужели она в нем ошиблась? Куда подевались его доброта и сострадание?
— Хватит, — резко бросил мужчина, а затем тихо добавил. — Прошу, не рви мне душу.
— Расскажи мне… Я хочу понять… Я… — начала девушка, не в силах просто отстраниться и сделать вид, что её не волнует эта тема, а ещё больше — странная, выбивающая из колеи реакция Матвея.
Мужчина колебался мгновение, словно взвешивая что-то в уме, а затем набрал в легкие побольше воздуха и проговорил на выдохе:
— Катя рисовала, она художница…
Сказал так резко, будто сорвал пластырь с незажившей раны, и весь ссутулился, а потом растер лицо ладонями, непроизвольно вдавливая пальцы в усталые глаза, с залегшими под ними серыми тенями.
— Вот откуда это у Ильи…
Алена догадалась, о ком идет речь.
— Прости… Прости, я не знала. Я бы не стала затрагивать эту тему, — она приблизилась к поникшему Матвею и предприняла неуклюжую попытку обнять его. Сначала мужчина стоял неподвижно, а затем с какой-то тоской и отчаянием обхватил девушку и прижал её к себе. Крепкий, надежный, такой сильный, но в то же время такой ранимый в этот момент.
Алена почувствовала, как мужские пальцы вцепились в ткань её свитера словно утопающий за брошенный ему круг, как жадно Матвей вдыхает её запах, как гулко грохочет его сердце. И сердце девушки наполнилось щемящей жалостью: ей бы так хотелось унять эту тоску и боль, облегчить бремя горькой потери, что мужчина нес на своих плечах.
Но где-то в самом дальнем уголке души к этому чувству сострадания примешивалось и разочарование от мысли о том, что Матвей до сих пор любит покойную жену, что мысли о ней заставляют его сердце метаться в болезненной агонии так, что даже забота о сыне отходит на второй план… Ей никогда не занять это место. Ей никогда не сравниться с Катей. Очень хотелось разреветься от обиды, но девушка сдерживалась изо всех сил. Сейчас нужно думать не о себе.
Собравшись с духом, она тихо зашептала:
— Матвей, ты должен постараться… Должен найти в себе силы пойти к Илье и поговорить с ним откровенно. Ты должен ему всё объяснить, — её рука принялась осторожно поглаживать мужчину по широкой спине. — Мальчик должен понять, что ни он, ни его рисунки стали причиной твоего плохого настроения… Это важно сделать сейчас, ты ведь и сам это понимаешь.
— Да, понимаю. Это нужно было сделать гораздо раньше. Но мучительное чувство вины не давало мне заговорить, лишний раз вспомнить о Кате в его присутствии…