Дело было в Бельдяжках
Шрифт:
— Эти мальчики… Как их зовут, кстати? — откликнулся Матвей.
— Вовка самый младший и самый задиристый, Петька его копия, но полная противоположность, а старший Егор, болезненный такой, у него астма, — тут же охотно рапортовала женщина.
Она переминалась с ноги на ногу, не решаясь говорить, пока хозяин не задал очередной вопрос, но и сгорая от желания поделиться всем, что сама знала. Поняв, что загостившаяся, по её мнению, девушка дала маху, Вера Сергеевна немного воспряла духом. Уж очень она опасалась за своё сытное место домработницы.
— Очень не воспитанные дети, — подала она голос робко. — Да и кому их воспитывать? Мать то на работе, то с хозяйством, то на огороде батрачит, то на рынке по выходным торгует, — на удивленный взгляд Матвея Вера Сергеевна пояснила. — Пироги у неё хорошие выходят, она и на заказ печет… А то любовь крутит с мужиками! — закончила она презрительно.
А Матвею вдруг стало безумно стыдно. Как он их обозвал? Беспризорники? Беднота? Хотелось язык себе откусить.
— Так что скажите? — напомнила о себе женщина, вырывая хозяина из неприятных раздумий.
Сложив руки на груди, как всегда, покрытой белым фартуком, она словно сторожевой пес ждала малейшей команды, чтобы доказать хозяину свою преданность.
— Идите-ка вы домой, Вера Сергеевна. Сегодня я сам тут справлюсь, — через мгновение проговорил Матвей и, проигнорировав удивленно-обиженное выражение лица домработницы, направился к комнате сына.
Дверь была плотно закрыта. Плохой знак. Мужчина на миг растерялся, а затем поднял кулак и постучал.
— Войдите, — услышал он удивленный голос Ильи, который судя по всему тоже не ожидал от своего отца такого жеста, и, грустно улыбнувшись, Матвей, открыв дверь, переступил порог.
— Илья, — начал он и тут же замолчал, заметив, как мальчик с поникшими плечами сидит, глядя в окно покрасневшими глазами, в которых застыла тоска. Сейчас он казался таким маленьким, худеньким, таким хрупким и несчастным. Сын даже не откликнулся на его призыв, и сердце Матвея сжалось от боли. Что же он наделал? Больше всего на свете он хотел, чтоб его ребенок был счастлив!
— Илья, прости меня, — сказал мужчина без всяких предисловий. — Я был не прав, я признаю это. Мне очень стыдно за свои слова, за своё поведение…
Мальчик повернул голову, с недоверием глядя на отца.
— Если бы ты знал, как я тебя люблю, если бы у тебя была возможность посмотреть на всё моими глазами… хоть на миг, ты бы понял, как я переживаю за тебя… — продолжил Матвей хрипловатым голосом. Глаза подозрительно защипало, и мужчина поспешил прочистить горло и отвести влажный взгляд в сторону.
— Значит, ты меня не прячешь? Не стыдишься меня? — робко спросил ребенок.
— Что? — удивленно проговорил Матвей, тут же сократил расстояние до мальчика и присел перед ним на корточки. — Что ты такое говоришь?
— Просто я подумал, может поэтому ты не хочешь, чтобы я с кем-то общался? — продолжил Илья.
— Нет! Не говори так!
Заметив на лице сына изумленное выражение, что только подчеркивало тот факт, что мальчик смотрел на своего отцы словно на божество, которому не ведомы слабости и который не может допустить ошибку, Матвей в очередной раз почувствовал укол в сердце — как легко он мог лишиться самого главного в отношениях с сыном!
— Да, взрослые не всегда бывают правы, я не исключение, — кивнул он. — Мне показалось, что эти ребята могут тебя обидеть…
— Нет, что ты! Они классные! Вова научил меня свистеть, Петя просил дать порисовать, а Егор пообещал взять меня с собой на рыбалку летом!
— Ну вот, — притворно вздохнул Матвей. — С новыми друзьями ты совсем забудешь про меня!
Он хотел пошутить, разрядить обстановку, но мальчик воспринял его слова буквально.
— Нет! Никогда в жизни, папа! — воскликнул он и потянулся к отцу, чтобы обнять его.
Они и так просидели некоторое время, тихо переговариваясь и подшучивая друг над другом. Матвей обещал лично позвать мальчишек в гости, поплавать с ними в бассейне и свозить на своё производство. Слушая, как смеется его сын, он понял, что тучи над их домом развеялись, и снова выглянуло солнце.
Алена брела вперед, не разбирая дороги, без цели, чтобы просто занять себя чем-то. С неба начали срываться одинокие снежинки и, падая на лицо, смешивались с солеными каплями, что сбегали по щекам. Волосы трепал ветер, но девушка словно не чувствовала холода.
— Вот он и ответил на все твои вопросы, — усмехнулась она. — А ты размечталась! Идиотка!
Заметив по другую сторону дороги остановку, примкнувшую к маленькому магазинчику, Алена направилась к ней. Вся остановка: крыша и две стенки, но хоть что-то. Расчистила ладошкой скамейку, присела и растерла озябшие, влажные пальцы.
Глядя как ветер гонит рой снежинок по пустой дороге, закручивая их в замысловаты вихры, девушка почувствовала себя такой чужой, такой одинокой и никому не нужной, что от жалости к себе захотелось завыть в голос. Тишина вокруг, сгущающиеся сумерки только усиливали эти ощущения.
— Что же мне делать? — прошептала она, а холодный ветер тут же подхватил её слова и унес вдаль, оставляя без ответа. В каком-то безумном порыве Алена встала, вышла на дорогу и, расправив руки, закружилась. Вдруг захотелось стать такой же снежинкой, легкой, ничего не чувствующей, свободной… Захотелось, чтобы её сердце… замерзло, покрылось ледяной броней, чтобы больше никогда не чувствовать боли и разочарования. Она всё кружилась и кружилась, пока не сбилась с ритма, потеряв ориентацию. Оглядевшись по сторонам смущенно, девушка вздохнула и, пошатываясь, вернулась на скамейку.