Дело Ливенворта (сборник)
Шрифт:
И быстрым движением я сорвал маску и бросил в нетерпеливые руки мистера Хартли Бенсона роковой желтый с черным плащ.
Это вызвало изумленный возглас у тех, кому мое лицо не было знакомо, и громкое проклятие у того, для кого изумление, видимо, было слишком сильным.
– Мерзавец! – вдруг взорвался яростью Хартли Бенсон. – Шпион! Доносчик! Теперь я все понимаю! Вас подослал ко мне брат. Получив от него указание, вы проникли в дом, разнюхали чужие тайны и хитростью, равной разве что вашей наглости, воспользовались своим положением, чтобы отравить отца и швырнуть последствия своего ужасного преступления в лицо его родным. Все это было тщательно продумано, но ваш план провалился, сэр! Провалился! Вы увидите
– Мистер Бенсон, – ответил я, стряхивая его, как пушинку, – все это замечательно, но в спешке и удивлении вы допустили одну маленькую ошибку. Вы называли меня шпионом. Да, я шпион, но шпиона, за которым стоит правительство Соединенных Штатов, не так-то просто посадить за решетку. Я сыщик, сэр, и связан с Секретной службой в Вашингтоне. Моя профессия – разнюхивать преступления и узнавать преступника под любой маской, занятого любым низким или обманным делом. – И я посмотрел ему прямо в глаза.
Тут щеки его налились краской, а взгляд, все еще хранивший самообладание, опустился на пол.
– Сыщик! – проронила мисс Кэрри, пятясь от поникшего брата, которого еще несколько часов назад считала воплощением благородства и добра.
– Сыщик! – повторила Эдит, расцветая, как роза на солнце.
– На правительственной службе! – проронил дядя Джо, оценивая меня взглядом, в котором почти комично соединились благоговение и удивление.
– Да, – ответил я. – Если кто-то сомневается, у меня с собой документы. Каким образом я оказался здесь, стал свидетелем смерти мистера Бенсона и узнал некоторые семейные тайны, мне сообщать вам не обязательно. Достаточно того, что я нахожусь здесь уже около часа, слышал, как вскрикнул Джонас на балконе, видел, как мистер Бенсон пришел из своей спальни, выпил вино из стакана, а потом упал к ногам сына и дочери. Будучи свидетелем всего этого, я могу поклясться, что мистер Бенсон выпил яд из этого графина. Он выпил яд, который попал туда еще до того, как сам он или человек в желтом домино вошли в эту комнату. Кто его подмешал в вино, решать вам, я свой долг на сегодня исполнил.
И я с поклоном направился к двери.
Но голос мисс Кэрри, полный стыда и мольбы, остановил меня.
– Не уходите, – сказала она. – Скажите хотя бы, где мой брат Джозеф. Он в городе или задумал этот обман со стороны? Я… Я сирота, сэр, потерявшая разом не только любимого отца но, боюсь, и брата, которому до этой минуты полностью доверяла. Скажите, осталась ли у несчастной девушки хоть какая-то опора или мне стоит оставить надежды даже на сочувствие и защиту брата Джо?
– Ваш брат Джо, – ответил я, – не имеет никакого отношения к моему появлению здесь. Мы не знакомы, но если он высокий, широкоплечий молодой человек, фигурой похожий на меня, с румянцем на щеках и светлыми вьющимися волосами, то могу сказать, что я видел, как примерно час назад он входил в сад на юго-западном углу.
– Нет, он здесь! – неожиданно раздалось у меня за спиной.
Джо Бенсон легким прыжком оказался рядом со мной и встал – красивый, высокий, внушительный – посредине комнаты.
– Хартли! Кэрри! Эдит! Что я слышу? Отец умирает или умер, а меня заставили блуждать по саду, пока вы стояли у смертного одра, слушая его прощальные напутствия? Это то возмещение, которое ты мне сулил, Хартли? Это твоя сестринская преданность, Кэрри? Это твоя любовь и внимание ко мне, Эдит?
– О Джо, милый Джо, не вини нас! – поспешила ответить Кэрри. – Мы думали, что ты здесь. Но здесь и правда был человек, человек, который стоит у тебя за спиной, он притворялся тобой, это ему мы дали домино и от него узнали, что…
– Что? – взревел тот, резко разворачиваясь ко мне.
– Что ваш брат – преступник, – заявил я, невозмутимо глядя ему в глаза.
– Боже! – только и промолвил
– Сэр, – произнес я, сделав шаг к дяде Джо, который, разрываясь между желанием обнять вновь прибывшего и опасаясь последствий этой неожиданной встречи, стоял, растерянно покачиваясь из стороны в сторону, – как вы считаете, сейчас вам уместно произнести те подозрения, которые вы любезно шепнули мне на ухо час назад? Есть ли у вас причины изменить свое мнение о том, кто из двух сыновей мистера Бенсона взломал письменный стол и присвоил облигации, позже найденные в их общем комоде, теперь, когда вы видите перед собой поникшую голову одного и недрогнувший лик другого?
– Нет! – неожиданно рьяно ответил он и, встав между братьями, окинул сначала одного, а потом другого долгим, мрачным взглядом, который заставил бледные щеки Хартли заалеть, а Джо гордо воздеть голову. – Джо, – сказал он, – три года ты жил в тени. Отец обвинил тебя в страшном злодеянии, но ты наотрез отказался оправдываться, хотя милая юная девушка ждала, когда твоя невиновность будет доказана, чтобы выйти за тебя замуж. Для твоей семьи молчание это означало признание вины, но для меня и для моих близких оно говорило только о самоотречении и преданности. Джо, я был прав в этом? Эдит была права? Отец, которого ты так любил и так боялся огорчить, мертв. Говори же! Ты брал или не брал облигации, которые были найдены в комоде у твоей кровати в этот же день ровно три года назад? Будущее не только этой преданной девушки, но и твоей беззащитной сестры, которая хоть и поверила в твою вину, не отреклась от тебя, зависит от этого ответа.
– Пусть скажет брат, – ответил молодой человек спокойным, полным достоинства голосом.
– Брат ничего не скажет, – возразил дядя. – Разве ты не видишь, что должен сам отвечать? Говори же: прав был отец, подозревая тебя, или нет? Мы слушаем, Джо.
– Нет! – промолвил молодой человек, склонив голову в неком подобии благородного стыда, что, должно быть, доставило его брату новые мучения.
– Ах, я знала, я знала! – радостно воскликнула Эдит и, бросившись к Джозефу, схватила его за одну руку, в то время как сестра сжала другую с раскаянием и стыдом, которые наглядно показали, насколько она была далека от махинаций старшего брата.
Эта картина довела Хартли Бенсона до безумия. Переводя взгляд с одной на другую, он издал вопль, который до сих пор не изгладился из моей памяти:
– Кэрри! Эдит! Вы обе меня бросаете? Из-за каких-то слов, которые мог произнести кто угодно? Такова-то женская преданность? Этого я должен был ждать от сестры и… и друга? Кэрри, ну ты же всегда мне верила! Все кончено только потому, что ловкий шпион и брат-предатель сговорились уничтожить меня?
Но Кэрри лишь с тоской взглянула на него и сокрушенно покачала головой, а Эдит, не отрывавшая глаз от взволнованного лица возлюбленного, похоже, даже не услышала слов обращенной к ней мольбы.
Для Хартли Бенсона разочарование оказалось непосильным. Прижав руку к груди, он издал стон отчаяния и боли и безвольно опустился на стул. Но прежде чем кто-либо из нас успел сделать к нему хоть шаг, прежде чем мы с доктором успели понимающе переглянуться, он снова вскочил на ноги и, в порыве безысходности схватив стул, на котором сидел, воздел его над головой.
– Болваны! Слабоумные! – закричал Хартли, в бешенстве перебегая взглядом с одного лица на другое, но дольше всего задержавшись на моем, точно на нем он увидел объяснение своего низвержения и будущую судьбу. – Думаете, со мной все кончено? Что вам остается только стоять и смотреть, как я принимаю поражение? Но я никогда не проигрываю! Я еще скажу последнее слово, которое уравняет наше положение. Послушайте, это недолго. И когда оно будет произнесено, пусть брат скажет, сколько радости принесла ему эта победа.