Дело наследника цесаревича
Шрифт:
Что же задержало военного агента полковника Путяту, какие непредвиденные обстоятельства, и отчего он запаздывал с визитом на фрегат «Память Азова»?
Обстоятельство, надо сказать, было одно, но весьма неожиданное. Небольшая процессия из трех китайских рикш, которая везла самого полковника и двух драгоманов, внезапно была остановлена на полпути. Дмитрий Васильевич нахмурился и выглянул из-за рикши, пытаясь понять, что стало причиной внезапной остановки.
Его рикша, скроив жалобное лицо, стоял перед обтрепанным господином с небольшой, но весьма неухоженной черной бородой. Поначалу
– В чем дело, любезный? – окликнул его полковник по-английски. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
Бородач поднял глаза на Путяту и негромко сказал на чистом русском языке.
– На два слова, Дмитрий Васильевич. Дело не терпит отлагательств…
Услышав этот голос, а главное, разглядев физиономию незнакомца, Путята вздрогнул и спрыгнул с рикши. Менее всего ожидал он увидеть этого человека здесь, в Гонконге. Впрочем, а почему нет, как сказали бы наши заклятые друзья англичане? Это лицо можно было встретить практически в любом уголке земного шара, куда простирались интересы русской короны. В последний раз Путята видел его в 1883 году в Туркестане, где сам он при штабе округа исполнял обязанности офицера для поручений.
Путята, убедившись, что перед ним точно Загорский, велел рикше ждать за углом, следом отправил и драгоманов, которые уже с любопытством рассматривали бородача из своих тележек. Сам же отвел коллежского советника в сторону, подальше от шныряющих по улице китайцев.
– Милостивый государь Нестор Васильевич, – проговорил он, сердито глядя на Загорского, – потрудитесь объяснить, что вы делаете в Гонконге и почему силком остановили мою коляску?
– Делаю я тут то же самое, что обычно, – безмятежно отвечал Загорский, – то есть выполняю особые дипломатические поручения.
Путята нахмурился.
– Знаю я вашу дипломатию, – сказал он, нервно оглядываясь по сторонам – нет ли поблизости европейцев. – У меня до сих пор сердцебиение делается при воспоминании о той дипломатии, которую вы навели при нашей прошлой встрече в Туркестане.
– Что поделаешь, любезный полковник, лес рубят – щепки летят, – заметил коллежский советник. – В нашем деле без эксцессов нельзя, сами знаете.
Полковник сердито засопел.
– Должен заметить, что место для эксцессов вы выбрали неподходящее. Известно ли вам, что сегодня сюда прибывает с визитом его императорское высочество?
– Как раз поэтому я тут и оказался, – отвечал Загорский и вкратце разъяснил собеседнику ситуацию.
Слушая его, полковник только хмурился и крякал.
– Однако, – сказал он наконец, – вот оно, наше стратегическое планирование. Одна рука не знает, что делает другая, а голова вообще занята посторонними делами. Если все так, как вы говорите, почему меня не предупредили депешей?
Нестор Васильевич отвечал, что появление его рядом с наследником – дело чрезвычайно секретное и о прибытии его не должен был знать никто. Исключая, разумеется, самого полковника. Если бы послали депешу телеграммой, ее бы наверняка прочитал кто-то
– Для вас же, дорогой полковник, имеется у меня отдельное послание, – Загорский вытащил из кармана пиджака конверт и подал его собеседнику. Конверт содержал приказ начальника Главного штаба Обручева, который предписывал ему, Путяте, оказывать подателю сего, коллежскому советнику Загорскому, всемерную помощь и поддержку во всех его начинаниях.
– Во всех начинаниях, – поморщился полковник. – А если, простите, вам придет на ум посетить публичный дом, я тоже должен будут вас поддерживать в этом душеспасительном предприятии?
– Полагаю, что да, – безмятежно отвечал Нестор Васильевич. – Если речь идет о государственных интересах, меня не остановит никакой публичный дом. Однако не волнуйтесь, так далеко мои планы не простираются.
– Чего же вы хотите?
Загорский хотел оказаться рядом с государем цесаревичем в его дальнейшем путешествии. Но оказаться так, чтобы не вызвать ни у кого никаких подозрений и не привлечь к себе лишнего внимания. Дело осложнялось тем, что по Китаю наследник должен был плыть не на фрегате «Память Азова», а на китайском пароходе, на котором имелась уже своя команда. Это значило, что на пароход попадут далеко не все, кто находится на фрегате. Надо было, во-первых, ввести Загорского в окружение цесаревича, во-вторых, угадать так, чтобы его взяли в путешествие по Китаю.
– Однако вы задали загадку, – полковник хмурил брови, раздумывая. – Сами понимаете, в свиту наследника ввести я вас не могу, к высшей аристократии, насколько я знаю, вы не принадлежите. В каком же качестве вас представить его императорскому высочеству?
Он задумался и молчал, наверное, с полминуты. Затем лицо его просветлело.
– На «Азове» есть оркестр, который Николай Александрович наверняка возьмет с собой в плавание по Китаю. Я полагаю, военно-морская форма будет вам к лицу. Вы умеете играть на музыкальных инструментах?
Нестор Васильевич отвечал, что играет на фортепьянах, хотя и довольно посредственно. Путята усмехнулся – на фортепьянах! Где он видел, чтобы в военном оркестре играло фортепьяно? Нет-нет, речь, разумеется, идет о духовых и ударных инструментах, всяких там трубах, валторнах, флейтах и тамбуринах.
Загорский покачал головой: нет, на трубах он не играет, а равно и на тамбуринах. Да и вообще идея с оркестром не кажется ему удачной. Придется подчиняться военно-морской дисциплине, ходить на репетиции, а ему нужна свобода действий.
– Уж и не знаю тогда, что вам предложить, – ядовито отвечал Путята. – Разве что переодеть вас китайской певичкой и подсунуть наследнику.
Нестор Васильевич посмотрел на полковника задумчиво: цесаревич интересуется китайскими певичками? Тот хмыкнул: цесаревич вообще интересуется женским полом, и китайские певички – не исключение. Загорский покачал головой – это плохо. Это образует огромную брешь в их обороне. Ничего нет проще, чем подобраться к объекту через женщину. Вот так лишний раз убеждаешься, что сладострастие – тяжелый и опасный порок. Как жаль, что им заражен августейший наследник.