Дело «Нерешительная хостесса». Дело сердитой плакальщицы. Иллюзорная удача
Шрифт:
— Все.
— Если он передал Лорне Уоррен на хранение сорок семь тысяч долларов, — сказал Мейсон, — он, естественно, знает ее нынешнее местонахождение. Если денег он ей не передавал, но считает ее лояльным себе человеком, он, возможно, внимательно следил за изменениями в ее жизни, и это значительно осложняет проблему.
— Что делать, — спросила Делла, — если он появится здесь?
— Он уже появился, — сказал Мейсон. — Это означает, что, по его мнению, у него есть козыри в руках и он потребует своего. Этот Коллистер Деймон Гидеон становится мне очень интересным. Пригласи его сюда, Делла. Потом скажи Герти, пусть позвонит Полу Дрей-ку и сообщит ему об установлении за Гидеоном наблюдения, как только он выйдет из нашего офиса.
Делла Стрит сказала в трубку:
— Я сейчас выйду, Герти.
Она повесила трубку, вышла из кабинета и через секунду вернулась, введя стройного, хорошо одетого, улыбающегося человека лет пятидесяти.
— Это мистер Мейсон, — сказала она.
Гидеон руки не подал.
— Здравствуйте, мистер Мейсон. Мне не известно, что вы знаете обо мне, но я догадываюсь, что знаете очень много. Могу я присесть?
— Конечно. Что заставляет вас думать, что я знаю о вас все?
— Это ясно как дважды два.
— Не разъясните ли, что означают ваши «дважды два»? — спросил Мейсон.
— Не возражаю, — сказал Гидеон, поудобнее располагаясь в кресле, быстро оглядывая кабинет, действуя как человек, которого обстоятельства вынуждают мгновенно сделать точную оценку обстановки.
— Видите ли, мистер Мейсон, — сказал Гидеон спокойно. — Я мошенник.
— Неужели?
— Это, — поправился Гидеон, — так считает правительство, и присяжные согласились с ним.
— Дальше?
— А дальше федеральная тюрьма почти без сокращения срока.
Мейсон покачал головой, что можно было расценить как жест сочувствия.
— В то время, — продолжал Гидеон, — когда я имел собственное дело и когда я столкнулся с так называемой «справедливостью», у меня работала очень симпатичная молодая женщина, Маргарет Лорна Нили.
— Она, надеюсь, не была вовлечена в ваши дела? — поинтересовался Мейсон.
Гидеон улыбнулся:
— Правительство пыталось привлечь ее к делу, но улики оказались слишком слабыми. Присяжные оправдали ее и осудили меня. Правительство посадило на скамью подсудимых нас вместе, возможно, по злобе, полагая, что, поскольку улики очень неубедительны, присяжные облегчат свою совесть тем, что осудят одного и оправдают другого.
— Кажется, что вы не очень сожалеете об этом, — заметил Мейсон.
— Я не очень сожалею об этом? — откликнулся Гидеон. — А что мне дает мое сожаление? Последние годы научили меня многому, мистер Мейсон. Я пришел к выводу, что главное — не делать ничего, что не приносило бы выгоды.
— Да?!
— Среди прочего эти годы научили меня, что миром, под внешним налетом цивилизации, все-та-ки движут древние принципы выживания наиболее приспособленных и в этой битве безжалостные й беспощадные люди имеют предпочтительные шансы по сравнению с теми, которые руководствуются нормами морали.
— Понятно, — сказал Мейсон. — Но вы до сих пор не сказали, что же привело вас ко мне.
— Чтение газет окупает себя, — заявил Гидеон. — Особенно колонки об общественно-социальных событиях. В дневных газетах я прочел, что мистер Уоррен, известный финансист и прогрессивный бизнесмен, давал неофициальный прием и гости были заинтересованы присутствием мистера Перри Мейсона и его очаровательного секретаря Деллы Стрит.
Гидеон сделал легкий поклон в сторону Деллы.
— В сообщении газеты, которое вы, возможно, не читали, отмечается, что известный адвокат Мейсон, чрезвычайно занятой человек, редко посещает какие-либо общественные мероприятия и что гости просто осаждали его вопросами.
— Действительно, — заметил Мейсон, — я не видел этого сообщения.
— Это чрезвычайно интересная заметка. Далее, учитывая тот факт, что Маргарет Лорна Нили сейчас является миссис Уоррен, что вы редко посещаете подобные мероприятия, что присутствовали там со своим секретарем, я прихожу к выводу, что ваше посещение мистера Уоррена носило официальный характер. Кроме того, будучи в определенной степени эгоистом, я допускаю, что мое освобождение из тюрьмы имело как-то отношение к вашему появлению на том ужине.
Далее, если бы мистер Уоррен захотел проконсультироваться с вами, он бы пришел к вам в офис. Ваше присутствие в его доме в качестве гостя говорит о том, что вас пригласили оценить ситуацию, так сказать, более или менее тайно, незаметно.
— В своей адвокатской практике, — сказал Мейсон, — я неоднократно убеждался, что такая беспочвенная риторика несомненно спорна и почти всегда приводит к искаженным выводам.
— Истинная правда! — воскликнул Гидеон. — Видите, подобные ошибки сгубили меня, поэтому я стараюсь больше их не допускать. Однако Вернемся к делу, мистер Мейсон.
— К какому делу?
— Власти всегда хотели выяснить, где находится Маргарет Лорна Нили. Они, кажется, думают, что я знаю, где она проживает. Естественно, моя корреспонденция в последние годы внимательно прочитывалась соответствующими органами, поэтому мне пришлось держаться в тени. Я никому не пис!л и не позволял писать мне. Мне удалось сохранить в голове определенную информацию, откуда ее не могли извлечь любопытные правительственные чиновники.
Вы не поверите, мистер Мейсон, — продолжал Гидеон, — правительство почему-то считает, что незадолго до моего ареста я сумел получить наличными сорок семь тысяч долларов. Спрятал их и по освобождении из тюрьмы заберу себе. Возможно, они считают, это моя соучастница Маргарет Лорна Нили была избрана мною на роль хранительницы или всей суммы, или ее доброй половины. Вам, мистер Мейсон, живущему в атмосфере социального и финансового благополучия, понять это трудно. Но временами следователи ведут себя очень грубо, оскорбительно, допускают произвол.
— Я не заметил этого, — сказал Мейсон.
— Не думаю, что вы могли это заметить, мистер Мейсон, поскольку тактика правительственного следователя при общении с вами и с человеком, который был обвинен в попытках использовать почтовую службу для своей наживы, совершенно различна.
— Вас обвинили только в этом? — спросил Мейсон.
— Это был один из пяти пунктов обвинения. Присяжные оправдали меня по трем пунктам, чтобы показать, насколько они беспристрастны, и обвинили по двум. Главным было обвинение в тайном сговоре, потому что они хотели привлечь к суду моего секретаря и тем самым запятнать ее репутацию. Слава Богу, ей удалось исчезнуть так, что полиция полностью потеряла ее следы.