Дело о бархатных коготках
Шрифт:
– Что это? – спросила Ева Белтер.
Мейсон не счел нужным отвечать, подошел к окну и, открыв конверт, стал читать. Отчет был сложным. Локк зашел в нелегальный кабачок, где провел приблизительно полчаса, зашел к парикмахеру, побрился и принял массаж, после чего отправился в номер девятьсот сорок шесть отеля «Уалрайт». Через пять или десять минут он вышел на ужин с проживающей в этом номере Эстер Линтен. Они ели и танцевали приблизительно до одиннадцати, после чего вернулись в отель. Заказали имбирное пиво и лед, и Локк оставался в номере до половины второго. Затем вернулся
Мейсон спрятал отчет в карман и начал барабанить пальцами по подоконнику.
– Вы действуете мне на нервы, – отозвалась Ева Белтер. – Вы можете мне сказать, что все это значит?
– Я сказал вам.
– Что это за бумаги?
– Профессиональные дела.
– Какие дела?
Он рассмеялся:
– Неужели потому, что я веду ваше дело, я должен исповедоваться перед вами о делах всех своих остальных клиентов?
– Вы ужасны, – капризно заявила она.
Он пожал плечами, не переставая барабанить пальцами по подоконнику. Раздался стук в дверь.
– Пожалуйста, – крикнул Мейсон.
В открытой двери появилась Делла Стрит. Она замерла, увидев на постели Еву Белтер.
– Хорошо, что вы пришли, Делла, – приветствовал ее Мейсон. – Я хочу на всякий случай приготовить целый комплект бумаг. У нас должны быть готовы прошения о назначении управляющего наследством, протест против утверждения завещания, прошение о назначении миссис Евы Белтер чрезвычайным распорядителем со всеми полномочиями. Затем будут необходимы подтвержденные выписки решений о назначении чрезвычайного распорядителя для вручения заинтересованным сторонам.
– Вы хотите сразу же продиктовать их? – холодно спросила Делла.
– Да. Но я хотел бы также поесть.
Он подошел к телефону и заказал завтрак в номер. Делла Стрит смотрела на Еву Белтер.
– Извините, мне понадобиться столик, – сказала Делла.
Ева Белтер подняла брови, после чего сняла со столика стакан жестом дамы, которая прижимает к себе юбку, чтобы ненароком не прикоснуться к встреченному на улице нищему. Мейсон поднял бутылку имбирного пива, а также ведерко со льдом и вытер столик влажной тряпкой, в которую было завернуто ведерко. Он поставил столик на середину комнаты и придвинул к нему кресло. Делла приготовила блокнот и взяла карандаш.
Минут двадцать Мейсон быстро диктовал, затем принесли завтрак. Все трое ели с аппетитом, почти в полном молчании. Ева Белтер вела себя как госпожа, которая унизилась до принятия пищи за одним столом с прислугой.
После завтрака Мейсон велел убрать посуду и вернулся к диктовке. В половине десятого все было сделано.
– Возвращайтесь в бюро и перепечатайте бумаги как положено, – сказал Мейсон Делле. – Только смотрите, чтобы никто не видел, что вы делаете. Лучше всего закройтесь на ключ. Для прошений можете воспользоваться отпечатанными бланками.
– Хорошо. Я должна сказать вам пару слов наедине.
Ева Белтер презрительно фыркнула.
– Не обращайте внимания, Делла, – сказал Мейсон. – Миссис Белтер уже уходит!
– О нет! – запротестовала Ева Белтер.
– Да, вы уйдете, – твердо сказал адвокат. – И притом сейчас же. Вы мне были нужны для получения от вас данных по этим бумагам. Теперь вы пойдете и отнесете завещание, а после полудня явитесь в мой офис подписать прошения. Только держите язык за зубами. Репортеры захотят взять у вас интервью, они поймают вас рано или поздно. Вы воспользуетесь всеми своими прелестями и будете потрясены и сломлены перед фотографами страшным ударом, который свалился на вас. Вы не будете в состоянии дать какое-либо связное интервью, они должны поверить, что вы находитесь в безутешном горе. Как только какой-нибудь фоторепортер направит в вашу сторону аппарат, показывайте колени и начинайте лить слезы. Понимаете?
– Вы вульгарны, – сказала Ева Белтер ледяным тоном.
– Может быть, – не стал спорить Мейсон. – Зато я хорошо знаю свое дело. И бросьте свои ужимки, вы же убедились, что на меня они не действуют.
Она с достоинством надела плащ и шляпу.
– Каждый раз, когда я начинаю чувствовать к вам симпатию, – сказала она, направляясь к двери, – вам обязательно нужно что-нибудь сказать так, чтобы все испортить.
Мейсон без слов открыл ей дверь, низко поклонился на прощание и снова закрыл дверь. Со вздохом облегчения он повернулся к Делле Стрит.
– Что случилось, Делла?
Она сунула руку за вырез платья и достала конверт.
– Это принес посыльный.
– Что это?
– Деньги.
Он открыл конверт. В нем были стодолларовые дорожные чеки, две книжечки по тысяче долларов каждая. На всех чеках была подпись Гаррисона Бурка. Оставалось только вписать имя получателя. К чекам была приложена записка, поспешно написанная карандашом и подписанная инициалами Г.Б. Мейсон развернул записку и прочитал:
«Я считаю, что лучше будет на некоторое время исчезнуть. Не дайте мне впутаться в это, любой ценой спасайте меня!»
Мейсон отдал чеки Делле Стрит.
– В последнее время грешно жаловаться на дела, Делла. Смотри только, выбирай места, где будешь их реализовать.
Она кивнула:
– Скажи мне, что случилось. Во что она тебя впутала?
– Пока только в пару хороших гонораров. И заплатит еще, когда дело закончится.
– Однако она тебя втянула. Втянула тебя в убийство. Я слышала сегодня утром, что говорили репортеры. Она затащила тебя домой до появления полиции и устроила все так, чтобы в случае чего свалить вину на тебя. В какой-то момент она просто скажет, что ты был наверху, когда раздался выстрел. Какая у тебя гарантия, что она этого не сделает?
Мейсон устало махнул рукой.
– Я предполагаю, что она это рано или поздно сделает, – сказал он.
– И ты ей это позволишь?
Мейсон стал терпеливо объяснять:
– Клиентов не выбирают, Делла. Их нужно принимать такими, какие они есть. В этой игре обязательно только одно правило: если уж взял дело, то нужно сделать все, чтобы довести его до благоприятного результата.
Она фыркнула:
– Это еще не значит, что ты должен позволять сваливать на себя убийство для того, чтобы прикрыть чьего-нибудь любовника.