Дело о безутешном отце

Евдокимов Игорь

– Не корите его строго, – словно прочел его мысли полковник. – Ваш знакомый отличается образцовой скрытностью, но, так уж получилось, что подобные события не имеют ни малейшего шанса пройти мимо меня.

– И вы вызвали меня сюда потому, что… – начал Корсаков и выжидающе замолчал.

– Потому, что мне интересны обстоятельства исчезновения одного петербургского художника и гибели одного уездного исправника из Пермской губернии, – жандарм выдержал паузу, пристально рассматривая резко вспотевшего (то ли от духоты, то ли от напряжения) Корсакова, а затем громко и хрипло расхохотался. – Видели бы вы себя в зеркало, Владимир Николаевич! Будьте покойны, ваш вояж имеет к сегодняшнему разговору исключительно опосредованное отношение. При условии, что вы не откажетесь выполнить одну мою просьбу, конечно, – сказано это было спокойно, но Корсаков прекрасно понимал, на что хозяин кабинета намекает на самом деле. – Скажите, вы встречались с упомянутым господином из министерства после возвращения?

– Я даже не знаю, о каком господине вы говорите, – Владимир призвал на помощь весь карточный опыт, дабы сохранить спокойное лицо. – Но могу сказать, что, вернувшись в Петербург, я совершенно точно не имел дел с чиновниками министерства внутренних дел.

Это было даже отчасти правдой. Полагавшийся Корсакову гонорар был передан молчаливым посыльным. С самим мсье N с тех пор он не встречался.

– Изящно. Принимается, – полковник откинулся на жалобно скрипнувшем стуле. – Бьюсь об заклад, что либо он действительно к вам не обращался, либо вы сказали, что не в силах ему помочь.

– Помочь в чем?

– Видите ли, наш общий знакомец – я буду называть его так, несмотря на ваши увертки – в последние несколько месяцев чрезмерно увлекся метафизическими материями. Потеря единственной дочери, вдовствующей баронессы Марии Ридигер, его можно понять. Вы не были единственным знатоком оккультных дел, к которому он обратился.

– Считайте меня оскорбленным в лучших чувствах… – пробормотал Владимир. Направление разговора нравилось ему все меньше.

– Согласен. Его духовные поиски отнимали у нашего знакомца все больше времени, и вскоре он начал пренебрегать не только судьбой своей внучки Екатерины, но и делами службы. И тут, словно ныне покойный Павел Васильев 5 , на сцене появляюсь я. Видите ли, когда надежный и зарекомендовавший себя годами беспорочной службы чиновник такого ранга начинает вести себя несообразно должности, это вызывает пересуды. Я был вынужден установить наблюдение за нашим знакомцем, установить круг его общения и интересов. Но две ночи назад произошло нечто из ряда вон выходящее.

5

Известнейший театральный актер середины XIX века.

– Что же? – Владимир подался вперед, заинтригованный против своей воли.

– Во-первых, он собрал круг из семи приближенных и закрылся на ночь в стоящем пустым особняке своей дочери на Большой Морской – дом, как и все её средства, отошли к нему, до достижения внучкой совершеннолетия. Круг гостей был… Своеобразным. Во-вторых, некто осквернил склеп его дочери на Волковском кладбище. Останки несчастной пропали. Правда, узнали мы об этом несколько позже. Зато, тем же вечером, мои офицеры, дежурившие у черного входа, сообщили, что некие непрезентабельные личности доставили в особняк предмет, завернутый, как им показалось, – полковник выдержал паузу. – в саван.

Корсакову почудилось, что волоски на затылке готовы встать дыбом, наэлектризованные внезапно охватившим его порывом ужаса.

– Но интересно даже не это. Как вы уже поняли, все выходы находились под полным нашим наблюдением, но весь следующий день из дома никто не выходил. Войти пытались трое сотрудников МВД, лично преданных сами знаете кому. Но мы их задержали и продолжили наблюдение. Сегодня утром я отдал приказ проверить особняк. Внутри было пусто. Восемь людей, вошедших в него, включая нашего знакомца, словно исчезли с лица земли. Владимир Николаевич, я вызвал вас потому, что мне чертовски интересно, куда они могли подеваться…

III

За две недели до ритуала, Санкт-Петербург, дом тайного советника Назарова.

Нотариус оторвал взгляд от прочитанного документа и, не в силах побороть удивление, воззрился на хозяина кабинета.

– Если вы позволите себе замечание о здравом уме и твердой памяти, я прикажу вышвырнуть вас отсюда, и предприму все от меня зависящее, чтобы лишить вас права практиковать не только в столицах, но и во всех крупных городах империи, – товарищ министра Назаров даже не потрудился повысить голос. Обещание было высказано буднично, однако у нотариуса не осталось сомнений, что угрозу приведут в силу без малейших раздумий.

С точки зрения Свода законов, все приличия соблюдались. Обыкновенно, заявитель присутствовал бы в конторе нотариуса, однако ввиду статуса Назарова юрист почел за лучшее прибыть к нему домой, вместе с экземпляром актовой книги. Помимо них, в кабинете находилась необходимая тройка свидетелей – все, как на подбор, мрачные, молчаливые и вызывающе серые. Доверенные лица, подчиненные Назарова. Еще один мужчина, с длинными сальными волосами и крючковатым носом, расположился в темном углу за спиной гостя.

– Что вы, у меня и в мыслях не было усомниться! – пробормотал нотариус. – Позвольте лишь еще раз уточнить – в своем завещании, вы хотите разделить все наличные и имущество на две равных части. Одна из них достанется вашей внучке Екатерине. Обязанность по распоряжению данными капиталами до достижения ей совершеннолетия, а также вторая часть наследства полагается…

– Лицу, указанному в завещании, – закончил за него Назаров. «Безумен! Он положительно безумен!», подумал нотариус. Но как это доказать? И, главное, стоит ли рисковать ради этого своей карьерой?

– Да-да, конечно, простите меня. Профессиональное, знаете ли. Во всем хочу быть уверен.

Он вздрогнул, когда за спиной раздался сухой смешок. Обернувшись, нотариус заметил, как недвижимый господин с длинными волосами смерил его презрительным взглядом.

– Конечно, – милостиво кивнул товарищ министра, не обращая внимания на веселье неизвестного гостя. – И теперь, когда вы во всем уверены, в присутствии троих свидетелей вы внесете данный текст в актовую книгу, я заверю его своей подписью, и получу на руки выписку, которая и достанется означенному лицу. Я ничего не упустил?

– Эээ… – глазки нотариуса перебегали с хозяина кабинета на черновик завещания, и обратно. Либо он сейчас заявляет, что не может удостоверить подобное сумасбродство, либо… – Вы ничего не упустили, Ваше Высокопревосходительство. Мне потребуется буквально несколько минут.

«Безумен», думал нотариус, внося текст в актовую книгу под тяжелым неотрывным взглядом Назарова, «он положительно безумен!»

IV

19 октября 1880 года, Санкт-Петербург, Адмиралтейский проспект.