Дело о настойчивом привидении
Шрифт:
Девушка пожала плечами:
— Еще мастер Вивелли хотел побыть на допросе.
— Это можно, от него всегда польза.
***
При обыске в камнерезной мастерской обнаружили сумку погибшего Кроута Вилона, которую опознали и квартирная хозяйка, и бывшие сослуживцы кладовщика. Пепита Ворсота задержали.
Допрашивали не в кабинете мастера Ткарата, а в специальной комнате, где было побольше место. Старый маг с комфортом разместился за одним из столов, Астралия по привычке приткнулась в углу, мастер Ткарат сел на центральное место — так, чтобы подозреваемый видел только его.
— Смотри, птенчик, и учись, — сказал гном Астралии после того, как послал нижнего чина за задержанным. — Конечно, если станешь вопрошающим, вам, умникам, колоть подследственных редко приходится. Но в жизни все бывает.
Мастер Вивелли, услышав эту педагогическую тираду, тихонько хихикнул. Гном хотел что-то добавить, но в этот момент в кабинет ввели Ворсота. Ткарат вздохнул и принялся буравить подозреваемого взглядом.
Смотрел долго, так что задержанный начал крутиться на стуле, не понимая, что происходит. И лишь после этого дознаватель спросил:
— Имя? Прозвище?
— Что? — не понял камнерез.
— Звать тебя как? Полное имя назови. И свое, и родовое.
Астралия тем временем разглядывала сидящего перед дознавателем мужика. Она несколько раз видела его и раньше, но мельком. Теперь она пыталась «вопрошать» разумного, как вопрошают вещи — почувствовать его, даже стать им.
Определенно долгоживущий человек из старых родов, в которых крови смешались так давно, что уже не понять, кто был в предках — гномы, эльфы, морские маги или кто еще. Высокий, широкоплечий, крепкий. Довольно молод, но не мальчик. Мог бы быть красив, если бы не следы пьянства на лице — нездоровая кожа, синяки под глазами. Одет модно, но костюм измят, видно, спал, не раздеваясь.
Тем временем гном сурово произнес:
— Что можешь сообщить об убийстве Кроута Вилона, уроженца Листаны, проживавшего в пансионе «Приют холостяка» в Восточном уделе?
— Кого? Что? Не знаю такого!
Для убедительность Ворсот замотал головой.
— Зато я знаю, — со значением произнес дознаватель. — И расскажу тебе. А ты уж сам думай: каяться или нет. Хотя от твоего признания ничего не зависит.
— Не в чем мне каяться! — визгливо воскликнул Ворсот.
— Ну не в чем — так не в чем, — согласился мастер Ткарат. — Но я все же кое-что расскажу. А ты послушай.
Гном демонстративно вздохнул, воззрился на потолок и принялся вещать:
— В вашей семье дядюшка Лют Ондорай считался богачом. Еще бы! Твой отец прогорел на каких-то торговых махинациях, к счастью, вовремя помер, кое-что осталось. Твоей матушки хватило денег отправить тебя учиться в художественную школу — к рисованию ты имел склонность с детства. Впрочем, зарабатывать художествами у тебя не получилось. Твои картины не покупали. Тогда твой дядя Лют, брат твоей матушки, позвал тебя в ученики. И ты согласился.
Ворсот гордо выпрямился на стуле:
— Только ради матушки! Пришлось променять высокое искусство на презренное ремесло. Мне прочили славу творца, а пришлось выполнять хотелки каких-то купчишек, что состязаются в роскоши могил тех, кого при жизни терпеть не могли!
— Похвально, — согласился гном. — Но ты не перебивай, а слушай. Твой дядя никогда не был женат, так что ты считал себя полноправным наследником его дела. Так и случилось бы, если бы ты проявил усердие, обучаясь работе с камнем. Но ты презирал ремесло, поэтому за многие годы не вырос даже до уровня подмастерья. Впрочем, старик Ондорай был веселым и не жадным разумным. И еще — настоящим художником, чуждым прозы жизни. Видя, что в мастерской от тебя толку нет, все же не хотел лишать тебя шанса приносить пользу. Свалил на тебя все денежные дела, все закупки материалов и расчеты с поставщиками. С заказчиками он общался сам, а вот по складам и каменоломням отправлял тебя. Научиться выбирать хороший мрамор — не такое уж великое искусство. Но ты проворовался. Да, милейший, это именно так называется. Ты камни не любишь, зато твои подружки — очень даже. Правда, те, что дороже простого мрамора. Драгоценные. Да и погулять ты не дурак. В Эконе-то особо не шалил, а в провинции, куда отправлялся за материалом, развлекался вовсю. За годы в кассе появилась громадная дыра. Ты занимал, возмещал, перезанимал, но долг рос… А тут еще подмастерье твоего дядюшки, Эл Патри, стал входить в силу. Парень хоть сейчас сдаст экзамен на мастера. Не начал свое дело только потому, что у него нет денег. Старый Ондорай это понимал и стал заговаривать о том, что оставит мастерскую не тебе, а Элу, хоть тот и не родня. У нас, подгорников, так часто бывает, а дядюшка твой, хоть и не гном, да с камнем работал, так что многих привычек от нашего племени набрался. А Эл, хоть парень и простой, жалеть бы тебя не стал и, узнав о недостаче в кассе, махом бы выгнал.
— Выдумки все это, — скривился Ворсот.
Мастер Ткарат вынул из папки несколько бумаг:
— Эти долговые расписки — тоже выдумка?
— Ну и что? Мои деньги — как хочу, так и трачу! Да, не пошло у меня дело, прогорит мастерская скоро, да только полиция тут причем?
— И впрямь, к тому, что там дальше с мастерской будет, у полиции интереса нет. А вот к тому, что случилось у Старой Мельницы незадолго до Летнего Стола, очень даже есть. Отмечал вы с соседом окончание строительства им мавзолея купца Северина. Пили основательно, дядя твой, когда не работал, тоже погулять не дурак был. И тут он снова завелся. Дескать, оставит мастерскую Элу, уже с нотариусом договорился о том, чтобы завещание написать. И так тебе горько стало, что ты то ли топиться в море полез, то ли охладиться решил…, но Эл тебя вытащил и уложил в тенечек отдыхать. А потом что произошло, помнишь?
— Ничего не помню. И не было ничего. Пьяный я был. А очнулся — все бегают, дескать, дядька утоп.
— Нет, дорогой. Не так все было. Очнулся ты раньше других. Увидел, что все мертвецки спят, что неудивительно — столько выпить, да на жаре. И понял ты, что вот он — твой шанс! Подхватил дядьку да отволок в море. Далеко тащить не нужно — бросил в прибое. А как тот проснулся, когда захлебываться начал, чуть придержал за плечи. А как перестал дядька дергаться, ты на свое место лег, словно и не вставал.
У Ворсота расширились глаза:
— Откуда вы все это взяли? Не было же там никого вокруг!
— Точно. Пляж у Старой Мельницы — место укромное. Его видно только с одного участка дороги.
— Не было там никого! — снова взвизгнул Ворсот. — Никого!
— Верно. Когда ты дядьку топил, никого и не было. А вот когда ты сам в море лез, по дороге гулял светописец по имени Кроут Вилон. Он подрабатывал в газетах, его любимым жанром были бытовые зарисовки. Увидел живописную группу на берегу и сделал снимок «Горожане на отдыхе». Потом принес карточку в «Эконский вестник», да только ее у него не стали покупать. Дескать, незачем про такой отдых рассказывать, пикники на берегу до добра не доводят, вон, давеча хороший мастер утоп, всеми уважаемый. И стало этому Вилону любопытно — не тот ли разумный утоп, что при нем в воде бултыхался? Любопытный этот Вилон был, не в меру любопытный…
Мастер Ткарат замолчал и принялся демонстративно перебирать бумаги в толстой папке. Астралия, взглянув на Вилона, ощутила, как того корежит от страха. Даже не страх, а ужас, от которого мужик вообще перестал что-то соображать и завопил:
— Не было этого! Не было! Не докажите! Никто не видел! Я специально смотрел!
— Ага! — хохотнул гном. — Значит, смотрел, а не спал. Так?
Владелец мастерской издал булькающий звук, не в силах произнести что-то еще.
— Сначала тебе повезло, — продолжил мастер Ткарат. — В Портовом участке поверили в то, что твоя дядя утоп сам без чьей-либо помощи. Всякое бывает.Но прошло пять или шесть седьмиц, и ты получил страшное письмо. Некто безымянный сообщал, что видел все, что случилось на берегу в тот трагический день, и у него есть доказательства…