Дело о незваных гостях
Шрифт:
Постольский смерил Владимира подозрительным взглядом, но, после минутного раздумья, кивнул.
— Хорошо. Скажи, как ты себя чувствуешь? После того, как Трутнев сфотографировал тебя?
— Не начал ли я видеть тени покойных родных и близких? — невесело ухмыльнулся Корсаков. — Нет. Для этого мне лишние фотографические экзерсисы не нужны…
С этими словами он откинулся на спинку сидения и делал вид, что дремлет до самого Ораниенбаума.
На привокзальной площади их уже ждал предусмотрительно нанятый станционным жандармом извозчик. От станции до Венков ехать было около пяти
Нужный им дом стоял на отшибе. Представлял он собой обычную одноэтажную бревенчатую избу с минимумом украшений. Извозчик рассказал, что здесь жил старый крестьянин, но уже год, как помер. Дом достался его брату, который тоже обитал в деревне, но переезжать тот не стал, а принялся сдавать избу под дачу. Корсакова и Постольского это устраивало — меньше посторонних. Они покинули извозчика, не доезжая до дома. Павел остался на ближайшем пригорке, с которого хорошо просматривалась место вокруг. Корсаков же крадучись направился к избе.
XIII
Фотопечать — процесс сложный и долгий. Начинался он с подготовки самой фотопластины. Она покрывалась особым светочувствительным раствором, в который Сергей Трутнев добавлял несколько элементов, выведенных самостоятельно, методом долгих проб и ошибок. Пластина затем помещалась в камеру обскура для экспозиции. Оттуда она перекочевывала в две ванночки — сначала одну, с проявителем, потом — вторую, с закрепителем. Затем пластина устанавливалась на фотобумагу под светом лампы для печати. Последний этап. Итог трудов.
Лампа для экспонирования служила единственным источником света в маленькой комнатушке, тщательно задрапированной толстыми шторами. Сам Сергей чрезвычайно увлекся процессом. Именно поэтому он узнал о постороннем лишь когда гость вежливо откашлялся в темноте.
— Кто здесь? — Трутнев резко повернулся, чуть не сшибив фотографические принадлежности со стола.
— Считайте меня ценителем ваших работ, — ответила темнота. — Дам вам подсказку. Скорее всего, под лампой сейчас экспонируется мой портрет, который вы невольно запечатлели сегодня в Соляном переулке.
— Вы? — прошептал Трутнев. — Вы тот человек, что встал между мной и Рудиным?
— Каюсь, грешен, — тихо засмеялся невидимый гость. — Владимир Корсаков, к вашим услугам. Предположу, что вы обо мне не слышали?
— А должен? — вызывающе спросил фотограф.
— Стоило бы, прежде чем начали заигрывать с материями, которые неподвластны вашему пониманию.
Корсаков сделал шаг вперед и оказался на самом краю круга света, все еще скрываясь в тени.
— Позвольте вопрос: как вы открыли эти фотографические курьезы?
— Курьезы?! — Трутнев чуть не задохнулся от возмущения. — Это не курьезы! Это открытие! Я с детства видел их. Тени умерших. Но никто мне не верил — ни родители,
— Что ж, редкий дар… — протянул из темноты Корсаков. — Поверьте, я хорошо вас понимаю. Вашу боль. Не ваши методы.
— А что с ними не так? Многие прорывы в науке требовали жертв.
— Только не все естествоиспытатели сознательно шли на убийства, — отрезал Владимир.
— Э, нет, господин Корсаков! Я никого не убивал. Вот и вас не убью, — невинно заметил Трутнев. — Вы ведь очень интересный.
— В каком плане? — Ритмично постукивая тростью Корсаков принялся обходить конус света у стола.
— Ни у одного человека я еще не видел такого количества теней вокруг, — ответил Трутнев. — Еще буквально пара минут — и вы тоже сможете узреть их.
— Это было бы интересно, — лениво заметил Корсаков. — Но у меня к вам есть предложение получше. Бросьте эти эксперименты. Сейчас же. Оставьте мою фотографию в покое. Не прикасайтесь к ней. Так вы не погубите ни в чем не повинных людей. Да и свою жизнь сохраните. Это то, что я могу вам гарантировать, в отличие от свободы. Тут вы уже натворили достаточно…
— Бросить эксперименты? В шаге от окончательного успеха? И почему же, по-вашему, я должен это сделать?
Корсаков прекратил расхаживать вокруг фотографа и сделал вид, что задумался.
— Потому, что вы абсолютно аморальный человек, — наконец сказал Корсаков. — И, что важнее, бесталанный.
— Почему?! — истерично взвизгнул Трутнев. — Разве мог бы бесталанный человек открыть то, что удалось мне?
— Конечно, — спокойно кивнул Корсаков. — Это зовется удачей. Любой человек, при должной доле удачи, способен открыть что-то новое. А вот то, что вы, несмотря на количество жертв, так и не смогли исправить свой метод — это уже показатель отсутствия таланта.
— Ах так! — топнул ногой Трутнев. — Что же, Фома Неверующий, в таком случае полюбуйтесь!
Он отодвинул в сторону экспонирующую лампу и коснулся лежавшей под ней фотографической бумаги. Но прежде, чем поднять карточку, Трутнев внезапно вздрогнул и подозрительно осмотрелся.
— Что такое? — заботливо поинтересовался Корсаков.
— Вы… Вы это слышали? — неуверенно спросил фотограф.
— Нет, — беззаботно покачал головой Владимир. — Все тихо. А что, вам что-то почудилось?
— Не важно, — Трутнев решительно схватил фотографию и посмотрел на нее. Корсаков с интересом подался вперед, вновь оказавшись на самом краю круга света.
— Что за чертовщина? — пробормотал Трутнев. Он потряс фотографию и вновь поднес ее к лампе.
— Опять неудача? — сочувственно спросил Корсаков.
Трутнев, словно сомнамбула, продемонстрировал ему карточку. В центре фотографии стоял Корсаков — в расфокусе (ведь камера была настроена на стоящего дальше Рудина), но, несомненно, улыбающийся. Его фигура закрыла собой весь Соляной переулок. Других людей, реальных или призрачных, на фото не оказалось.
— А где же эти ваши тени? — осведомился Владимир.