Дело о пеликанах
Шрифт:
— Эти два убийства, очевидно, связаны друг с другом.
— Возможно. Похоже, что так, однако…
— Бросьте, директор. За двести двадцать лет нашей истории было убито четыре президента, два или три кандидата, несколько борцов за гражданские права, пара губернаторов, но еще ни одного судьи Верховного суда. А сейчас, за одну ночь, в течение двух часов сразу два убийства. И вы не уверены, что они связаны?
— Я не говорил этого. Какая-то связь между ними должна быть. Просто дело в том, что методы совершенно различны. И слишком профессиональны.
— Отлично. Тогда кто же ваши подозреваемые?
Никто еще не подвергал Дентона Ф. Войлза перекрестному допросу. Он пристально посмотрел на президента.
— Еще слишком рано подозревать кого-либо конкретно. Мы все еще собираем свидетельства.
— Как убийца проник к Розенбергу?
— Никто не знает. Мы не видели, как он входил, вы понимаете? Вероятно, он какое-то время уже находился там, прячась в клозете или, возможно, на чердаке. К тому же мы не были допущены. Розенберг отказывался впускать нас в свой дом. Дом обычно осматривал Фергюсон во второй половине дня, когда судья возвращался со службы. Пока еще говорить слишком рано, но мы не нашли никаких следов убийцы. Совершенно никаких, кроме трех тел. Результаты баллистической и патологоанатомической экспертиз мы получим сегодня утром.
— Я хочу видеть их, как только они окажутся у вас.
— Хорошо, господин президент.
— Я хочу также иметь к пяти вечера предварительный список подозреваемых. Это вам понятно?
— Конечно, господин президент.
— И мне хотелось бы получить от вас доклад о состоянии системы безопасности и о сбоях в ее работе.
— Вы полагаете, что она дает сбои?
— Мы имеем двух мертвых судей, охрану которых обеспечивало ФБР. Я думаю, американский народ заслуживает того, чтобы знать, что случилось, директор. Да, она дает сбои.
— Должен ли я докладывать вам или американскому народу?
— Вы докладываете мне.
— А затем вы созываете пресс-конференцию и докладываете американскому народу, не так ли?
— Вы что, боитесь общественного разбирательства, директор?
— Ничуть. Розенберг и Джейнсен мертвы потому, что отказались взаимодействовать с нами. Они прекрасно знали о грозящей опасности, тем не менее не побеспокоились о своей безопасности. Остальные семеро взаимодействуют с нами и пока живы.
— Пока. Вы бы лучше проверили. Они у вас мрут как мухи.
Президент улыбнулся, видя, как Коул откровенно потешается над Войлзом. Коул решил, что наступила пора вступать в разговор.
— Директор, вы знали, что Джейнсен ошивается по таким местам?
— Он был пожилым человеком с пожизненным назначением. Если он предпочитал плясать голым на столах, мы не могли помешать ему.
— Да, сэр, — Коул был сама вежливость, — но вы не ответили на мой вопрос.
Войлз глубоко вздохнул и посмотрел в сторону.
— Да. Мы подозревали, что он был гомосексуалистом, и нам было известно, что ему нравились определенные
— Я хочу, чтобы эти доклады были у меня сегодня к полудню, — сказал президент.
Войлз смотрел в окно и молчал. Президент перевел взгляд на директора ЦРУ Роберта Глински:
— Боб, мне нужен честный ответ.
Глински напрягся и нахмурился.
— Да, сэр. Слушаю.
— Я хочу знать: существует ли какая-нибудь связь между этими убийствами и каким бы то ни было правительственным агентством, подразделением или группой в США?
— Да что вы! Вы серьезно, господин президент? Это абсурд.
Глински выглядел шокированным, но президент, Коул и даже Войлз знали, что в ЦРУ в эти дни все было возможно.
— Серьезнее не бывает, Боб.
— Я тоже серьезно. И я заверяю вас: мы не имеем никакого отношения к этому. Я потрясен тем, что вы могли подумать об этом. Это смехотворно.
— Проверьте, Боб. Я хочу быть уверен на сто процентов. Розенберг не верил в национальную безопасность. Он обзавелся тысячами врагов в разведке. Так что проверьте, о’кей?
— О’кей, о’кей.
— И представьте доклад сегодня к пяти.
— Понятно. О’кей. Но это пустая трата времени.
Флетчер Коул придвинулся к столу президента.
— Я предлагаю, джентльмены, встретиться здесь в пять вечера. Это вас устроит?
Оба кивнули и встали со своих мест. Коул молча проводил их до двери и закрыл ее.
— Вы справились с этим просто здорово, — сказал он президенту. — Войлз знает, что он уязвим. Я предчувствую кровь. Мы еще поработаем над ним с помощью прессы.
— Розенберг мертв, — повторил президент, — я просто не могу поверить в это.
— У меня есть идея с телевидением. — Коул вновь расхаживал с важным видом. — Нам надо воспользоваться шоком от этих событий. Вам следует появиться уставшим, как будто вы не спали всю ночь, пытаясь урегулировать кризис. Правильно? Целая нация будет смотреть, ожидая от вас подробностей и заверений. Я думаю, вы должны надеть что-нибудь теплое и успокаивающее. Пиджак и галстук покажутся в семь утра нарочитыми. Давайте расслабимся немножко.
Президент сосредоточенно слушал.
— Банный халат?
— Пожалуй, нет. А как насчет шерстяной кофты и свободных брюк? Без галстука. С белой рубашкой. Своего рода образ дедушки.
— Ты хочешь, чтобы я в эти часы кризиса обратился к нации в бабушкиной кофте?
— Да, мне нравится это. Коричневая кофта с белой рубашкой.
— Ну я не знаю…
— Образ очень подходящий. Посмотрите, шеф, выборы — через год. Это наш первый кризис за девяносто дней, и какой это прекрасный кризис… Людям нужно видеть вас в чем-нибудь другом, тем более в семь часов утра. Вы должны выглядеть просто, по-домашнему, но контролирующим ситуацию. Это даст нам пять, а может, десять пунктов в рейтингах. Поверьте мне, шеф.