Дело о пеликанах
Шрифт:
– Они не рекламируют это, как вы понимаете. Я сомневаюсь, что какая-либо группировка сама совершила эти убийства. Они просто наняли убийц и спрятали концы в воду.
– Так кто же убийцы? – спросил президент.
– Мы можем никогда не узнать этого, честно говоря.
Президент встал, чтобы размять затекшие ноги. Нелегка ноша президента. Он посмотрел с улыбкой на Войлза.
– У вас трудная задача, – это был голос заботливого отца, согретый теплотой и пониманием, – я не завидую вам. Если возможно, мне бы хотелось ежедневно к пяти часам вечера иметь доклад на двух страничках, отпечатанный через два интервала, о ходе расследования. Если случится какой-либо прорыв, я жду от вас немедленного
Войлз кивнул, но ничего не сказал.
– Я провожу пресс-конференцию в девять утра, и мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали на ней.
Войлз кивнул, но опять ничего не сказал.
Секунды шли, и все молчали. Войлз с шумом поднялся и подтянул пояс на френче.
– О да, мы уходим. У вас эфиопы и все такое.
Он передал заключение баллистической экспертизы и результаты вскрытия Коулу, зная, что президент никогда не будет их читать.
– Спасибо за визит, джентльмены, – сказал президент с теплотой в голосе.
Коул закрыл за ними дверь. Президент быстро схватил клюшку.
– Я не ужинаю с эфиопами, – сказал он, пристально глядя на ковер и желтый мяч.
– Я знаю об этом и уже направил ваши извинения. В эти тяжелые часы кризиса, господин президент, вы должны находиться здесь, в этом кабинете, окруженный своими советниками и занятый трудной работой.
Президент поддал по мячу, и тот закатился точно в лунку.
– Мне надо поговорить с Хортоном. Эти кандидатуры должны быть безупречными.
– Он представил предварительный список из десяти кандидатов. Кандидатуры вполне приличные.
– Мне нужен молодой белый консерватор, выступающий против абортов, порнографии, гомосексуалистов, контроля за распространением оружия, расовых квот и прочей чепухи.
Он промахнулся и раздраженно сбросил ботинки.
– Мне нужны такие судьи, которые ненавидят наркоманов, преступников и предпочитают смертную казнь. Понимаешь?
Коул звонил по телефону и одновременно кивал в знак согласия со своим боссом. Он подберет нужные кандидатуры и убедит президента.
Льюис К. О. сидел с директором на заднем сиденье неприметного лимузина, отъехавшего от Белого дома и медленно прокладывавшего путь по переполненным в час пик улицам. Войлзу нечего было сказать. В эти первые часы трагедии пресса все еще неистовствовала. Репортеры кружили как воронье. По меньшей мере три комитета в конгрессе объявили о слушаниях и расследованиях по делу об убийствах судей. А тела еще не успели остыть. У политиков кружились головы, и они, расталкивая друг друга, лезли в центр внимания. Одно скандальное заявление следовало за другим. Сенатор Ларкин из Огайо ненавидел Войлза, а Войлз ненавидел сенатора Ларкина из Огайо, поэтому сенатор созвал пресс-конференцию тремя часами ранее и объявил, что его подкомитет немедленно займется расследованием того, как ФБР обеспечивало охрану двух погибших судей. Но у Ларкина была подружка, и довольно юная, а ФБР имело кое-какие фотографии, и Войлз был уверен, что расследование может быть отложено.
– Как президент? – спросил наконец Льюис.
– Который?
– Не Коул, а тот, другой.
– Цветет. Просто цветет, хотя ужасно страдает по поводу Розенберга.
– Надо полагать.
Они ехали молча к зданию Гувера. Ночь предстояла долгая.
– У нас появился новый подозреваемый, – сказал Льюис после затянувшейся паузы.
– Ну-ка, скажи.
– Человек по имени Нельсон Манзи.
Войлз медленно покачал головой:
– Никогда не слышал о нем.
– И я тоже. Это долгая история.
– Изложи мне вкратце.
– Манзи – очень богатый промышленник из Флориды. Шестнадцать лет назад его племянница была изнасилована и убита американцем африканского происхождения по
– Кто намекнул тебе об этом?
– Два часа назад мне позвонили из Флориды. Они убеждены, что Манзи отвалил кучу денег, чтобы убрать Тирона и его адвоката. Они только не могут доказать это. У них есть анонимный информатор, который говорит, что знает Манзи, и время от времени поставляет им сведения. Говорит, что Манзи уже несколько лет ведет разговоры об устранении Розенберга. Во Флориде считают, что он слегка сдвинулся после убийства племянницы.
– Какое у него состояние?
– Достаточное. Миллионы. Никто точно не знает. Он очень скрытный. Во Флориде убеждены, что он способен на это.
– Давай проверим. Звучит интересно.
– Я займусь этим сегодня вечером.
– Ты уверен, что тебе надо три сотни агентов на это дело?
Войлз прикурил сигару и опустил стекло.
– Да, может быть, даже сотни четыре. Нам нужно развязаться с этим дельцем, пока пресса не сожрала нас заживо.
– Это будет нелегко. Кроме пуль и шнурка, эти парни ничего не оставили после себя.
Войлз выпустил облако дыма в окно.
– Я знаю. Можно сказать, что сработано слишком чисто.
Глава 7
Главный с распущенным галстуком склонился над своим столом. У него был измученный вид. Трое судей и полдюжины клерков сидели в комнате и приглушенно переговаривались. Потрясение и усталость были очевидны. Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, выглядел особенно подавленно. Он сидел на небольшом диванчике и тупо смотрел в пол, пока судья Арчибальд Маннинг, исполнявший теперь обязанности старшего судьи, говорил о протоколе и похоронах. Мать Джейнсена хотела устроить небольшую частную епископальную службу в пятницу в Провиденсе. Сын Розенберга, адвокат по профессии, передал Рэнниену перечень указаний, подготовленных судьей после повторного удара, в котором он выражал желание, чтобы тело его было кремировано после гражданской панихиды, а пепел развеян над резервацией индейцев племени сиу в Южной Дакоте. Хотя Розенберг был евреем, он отказался от веры и объявил себя атеистом. Он хотел упокоиться вместе с индейцами. Рэнниен считал это уместным, но не сказал об этом вслух. В смежном кабинете шесть агентов ФБР пили кофе и нервно перешептывались. За день поступили новые угрозы. Некоторые из них появились сразу же после утреннего обращения президента. Уже наступили сумерки, и подходило время сопровождать оставшихся судей домой. Каждый имел по четыре агента в качестве телохранителей.