Дело о пеликанах
Шрифт:
В руках он держал литровую бутылку вина и настоящую пиццу из ресторана «Мама Роза». Это происходило после девяти вечера в субботу. Постучав еще раз, он стал смотреть на аккуратные коттеджи и бунгало, стоящие вдоль улицы. Внутри звякнула цепочка, и он тут же улыбнулся. Чувство заброшенности исчезло.
– Кто там? – спросила она, не снимая цепочки.
– Томас Каллаган, вспоминаешь? Я у твоей двери умоляю меня впустить, и мы вновь будем играть и дружить.
Дверь открылась, и Каллаган сделал шаг внутрь. Она взяла вино и прикоснулась к его щеке.
– Мы все еще
– Да, Томас. Я была занята.
Он прошел за ней через небольшой кабинет в кухню. На столе находились компьютер и большое количество толстых книг.
– Я звонил. Почему не перезвонила?
– Меня не было дома, – сказала она, выдвигая ящик и доставая штопор.
– У тебя автоответчик. Я разговаривал с ним.
– Ты что, затеваешь ссору, Томас?
Он посмотрел на ее голые ноги.
– Нет! Клянусь, я не сумасшедший. Я обещаю не делать этого. Пожалуйста, прости, если я кажусь тебе огорченным.
– Перестань.
– Когда мы отправимся в постель?
– Ты не выспался?
– Нет, но… Ладно, Дарби, ведь прошло целых три ночи.
– Пять. Что за пицца?
Она вынула пробку и наполнила два стакана. Каллаган следил за каждым ее движением.
– О, это одна из специальных субботних пицц, куда они бросают все, что предназначалось для помойки. Креветочные хвосты, яйца, рачьи головы. Вино дешевое тоже. У меня трудно с деньгами. К тому же я завтра уезжаю из города и поэтому должен экономить. И поскольку я завтра уезжаю, я подумал, не провести ли мне эту ночь в постели с тобой, чтобы не искушать себя с какой-нибудь заразной женщиной в Вашингтоне. Как ты думаешь?
Дарби открывала коробку с пиццей.
– Похоже на колбасу с перцем.
– Могу ли я рассчитывать лечь с тобой в постель?
– Может быть, позднее. Пей свое вино и давай поболтаем. Мы с тобой давно не беседовали.
– Я беседовал. Я беседовал с твоим автоответчиком целую неделю.
Он взял стакан с вином, и они прошли в кабинет. Дарби включила стерео. Они удобно расположились на диване.
– Давай напьемся, – сказал он.
– Ты такой романтик.
– У меня есть нечто романтическое и для тебя.
– Ты пил целую неделю.
– Нет, не целую, а восемьдесят процентов недели. И в этом виновата ты, потому что избегала меня.
– Что случилось с тобой, Томас?
– Меня лихорадит. Я весь взвинчен, и мне нужна компания, чтобы удержаться на краю. Что ты скажешь?
– Давай напьемся наполовину. – Она отпила вина и положила ноги на его колени.
У него перехватило дыхание.
– Когда твой рейс? – спросила она.
Он пил вино большими глотками.
– В час тридцать. Прямой до Вашингтона. Я должен зарегистрироваться в отеле в пять, а в восемь у нас обед. После этого меня могут вытащить болтаться по улицам в поисках любовных приключений.
Она улыбнулась:
– Хорошо, хорошо. Мы займемся ими через минуту. Но давай сначала поговорим.
Каллаган с облегчением вздохнул.
– Я смогу проговорить десять минут, потом я упаду в обморок.
– Что у тебя на понедельник?
– Обычные умопомрачительные дебаты о будущем Пятой
– Там. Я принесу ее.
Он гладил ее ноги.
– Не двигайся. Я совершенно не голоден.
– Зачем ты ездишь на эти конференции?
– Я участник, и я профессор, а это значит, что я должен встречаться с другими образованными идиотами и принимать резолюции, которые никто не читает. Если я не буду ездить, деканат посчитает, что я не вношу вклад в академическую науку.
Она наполнила стаканы.
– Ты очень нервничаешь, Томас.
– Я знаю. Это была очень тяжелая неделя. Я содрогаюсь при мысли о кучке неандертальцев, переписывающих конституцию. Мы будем жить в полицейском государстве через десять лет. Я ничего не могу поделать с этим, поэтому я, вероятно, запью.
Дарби медленно потягивала вино и наблюдала за ним.
– Я начинаю пьянеть, – сказала она.
– С тобой всегда так. Полтора стакана – и ты начинаешь пасовать. Была бы ты ирландкой, смогла бы пить всю ночь.
– Мой отец был наполовину шотландец.
– Это не совсем то.
Каллаган скрестил ноги на кофейном столике и расслабился. Он нежно гладил ее лодыжки.
– Можно, я покрашу твои ногти?
Она ничего не ответила. Он фетишизировал пальцы ее ног и не меньше двух раз в месяц настаивал, чтобы она позволяла делать ей педикюр ярко-красным лаком. Они видели это в фильме «Булл Дарем», и, хотя он не был таким изящным и трезвым, как Кевин Костнер, ей стала нравиться интимность этого момента.
– Пальчиков сегодня не будет?
– Может быть, позднее. Ты выглядишь таким уставшим.
– Я отдыхаю, весь переполненный, однако, мужской силой, и ты не отделаешься от меня под предлогом того, что я выгляжу усталым.
– Выпей еще вина.
Каллаган выпил и глубже погрузился в диван.
– Итак, мисс Шоу, кто сделал это?
– Профессионалы. Разве ты не читал газет?
– Да, конечно. Но кто стоит за профессиональными убийцами?
– Я не знаю. После случившегося прошлой ночью все сходятся во мнении, что это «Подпольная армия».
– Но ты в этом не убеждена.
– Да. Арестов не было. Я не убеждена.
– И у тебя есть некий таинственный подозреваемый, неизвестный остальному миру.
– У меня был один подозреваемый. Но сейчас у меня уже нет прежней уверенности. Я потратила три дня, отслеживая его, я даже свела все воедино на моем маленьком компьютере и распечатала тоненький предварительный проект краткого изложения дела, но потом все сбросила.
Каллаган уставился на нее:
– Ты хочешь сказать, что пропускала занятия, игнорировала меня, работала круглые сутки, изображая Шерлока Холмса, а теперь все выбросила?