Дело о похищенных туфельках
Шрифт:
— Ну просто у меня к тебе встречное предложение, — ухмыльнулся Медоед.
Тут и правда наступила пора выпить немного вина за обоюдное согласие жениха и невесты. Аплодисменты, поздравления звучали со всех сторон.
— Отличное решение проблемы, — сказала Тидо. — Вот об этом я и говорила! Личные и служебные отношения неплохо смешиваются, если они не тили-тили, а что-то серьезное. Ну что, кто следующий?
Шеф Миллс посмотрел на все парочки по очереди. Просто глаза разбегались! Конечно, необязательно каждый из создавшихся союзов обречен на длительное время. Не исключено, что
— Следующие мы, — сказал шеф тихонько. — Хватит уже тянуть, капитан Тидо. И вообще, начинать было надо с нас — чтобы все думали, что мы подаем молодежи правильный пример.
— Пфф, — ответила Эстер. — Пример! От таких примеров, как мы с тобой, лучше уж держаться подальше.
— Тогда попрошу вас задержаться после банкета, капитан.
— Что, пойдем в бар? Тогда я стащу вон из той вазочки несколько карамелек, — оживилась Тидо.
— Нет, Эстер. В ювелирный магазин. Я плохой романтик, поэтому кольца будем выбирать вместе и по размеру.
Капитан Тидо поспешила заесть ответ сложной и красивой закуской в вычурной тарталетке.
— Прости за нецензурщину, — сказала она, проглотив еду, — не ожидала от тебя такой прыти.
— Я сам не ожидал, — махнул рукой Миллс.
Мама и папа ушли рано. Они чувствовали себя в этой компании чужими,
Тони потянула Флая за руку.
— Пойдем, — сказала она. — Завтра вставать в шесть.
— В шееесть? — по-детски округлив глаза, удивился молодой человек.
— Ну да. Я не хочу второй раз испытать такой ужас, как на этом индивидуальном, когда не знаешь — импровизируешь ты или помирать вздумал, — с напускной сердитостью произнесла девушка. — Поэтому ты сейчас выспишься, с утра наведаешься к целителю, а потом — репетировать, репетировать!
Флай попрощался — как показалось Тони, ему не очень-то хотелось уходить. Но девушка была непреклонна: ему просто необходим отдых. В том числе и как магу, менталисту. Она прекрасно могла представить, каково это — постоянно чувствовать других людей. А на сегодняшний день их, людей, было предостаточно.
Но, невзирая на усталость и на то, что ноги после целого дня танцев у Тони гудели, они все-таки не поехали к Флаю на такси. Они не спеша пошли по улице, затерялись в толпе гуляющих в честь завтрашнего выходного прохожих, немного побродили вдоль ярко освещенных витрин, дыша вечерним воздухом. Отцветали сирень и шиповник, набирали бутоны жасмин и липа, нежный аромат ирисов на клумбах походил на запах конфет.
Тони и Флай держались за руки, словно влюбленные школьники, и ни о чем не говорили. К чему слова, как говорится? Слова стали совсем, абсолютно ни к чему.
В конце концов, оба оказались перед дверью скромной квартиры Лида.
И вдруг смутились.
Да так, словно уже стояли на пороге храма и не знали, а стоит ли заключать взаимный свадебный договор перед пантеоном Двенадцати богов, на всякий случай задобрив и Тринадцатого. Так, словно пути назад уже не существовало. Так, словно, войди они в квартиру — оказались бы одни на всем свете.
В конце концов, кто-то должен был сделать первый шаг, и Флай, взяв Тони за руку, поцеловал раскрытую ладонь.
— Я знаю, что ты хотела сказать по телефону этим утром, — сказал он, прижав ее ладошку к своей щеке.
— Что? — не сразу поняла Тони, занятая собственными внутренними ощущениями и переживаниями.
Флай повернул в замке ключ и распахнул дверь перед нею.
— Давай не будем вести важные разговоры по телефону, на лестнице или в танцевальном зале, — сказал он. — Для них есть более удобные места.
По мнению Тони, самой удобной была бы, конечно, кровать, причем вовсе не потому, что на ней они непременно занялись бы любовью. А просто она вымоталась и сегодня, и за последние дни. Что и говорить, а фестиваль выдался нервным и напряженным! Но и Флай не стал торопить событий.
— Есть вещи, в которых не нужна спешка и которые нельзя делать или говорить впопыхах, — мудро сказал он.
— И какие это?
Он взял Тони на руки, отнес в комнату, усадил в кресло и бережно разул, аккуратно снял с ног чулки и принялся массировать ее усталые ступни и лодыжки.
— Я просто хотел сказать это первым, поэтому бросил трубку сегодня утром, когда ты позвонила, — пояснил он. — И теперь скажу это — первым. Когда я впервые тебя увидел, то был ужасно занят, но все равно обратил внимание. Потом — потом я танцевал с тобой, неуклюжий, как теленок. Я помню каждую секунду того танца, помню, как был очарован и ошеломлен тобой. А когда какой-то хмырь полез к тебе, то клянусь, впервые ударил кого-либо с таким наслаждением. Я помню каждую встречу с тобой, даже самую мимолетную, помню даже те, которые не помнишь ты — мельком в толпе перед концертами или выступлениями, на сцене, и даже когда я просто проходил мимо студии Бато Кея и видел тебя ведущей детские занятия. Помню каждое твое движение в танце, завораживающее своей красотой и точностью. Не помню только одного: момента, когда понял, что полюбил.
Тони встрепенулась, но Флай лишь продолжил массировать ее ноги. Это немного смущало, девушка все порывалась сказать, что ей бы сначала принять душ — но она боялась прервать его речь. Вместе с плавными и приятными движениями его теплых сильных рук слова Флая будто окутывали Антонию уютным одеялом.
Это была не слепая страсть, которая когда-то бросила пылкую Тони в объятия негодяя Мэтта. Это чувство больше походило на величественную, ныне почти забытую и в то же время наполненную чувствами до краев оривану, где каждое движение исполнено значения. На танец.
И когда Флай закончил свою речь — Тони ответила.
— Я не знаю, когда поняла, что люблю тебя. Я просто люблю!
— Этого достаточно, — признался Флай и положил голову девушке на колени.
И тогда Тони поняла, что насчет страсти здорово ошибалась. Она вспыхнула моментально и тут же забылась в этом огне. Стало неважно, где и как расположены руки и ноги, где чьи губы и чьи тела, стало абсолютно все равно, что пол, на котором они оба вдруг оказались, твердый и неудобный. В любви, как и в танце, можно совершить множество ошибок, но совершенно не имеет значения, безупречен ли будет их союз.