Дело о смерти фрейлины
Шрифт:
— Ваше сиятельство желает заказать у меня новый комплект парадного оружия, соответствующий вашему высокому статусу? — тут же осведомился он.
— Может, позже, друг мой. Хотя, без «может», конечно, он мне понадобится, и я приду за ним именно к тебе. Но пока мне нужно что-то другое. Сегодня мой свояк граф Клермон устраивает в мою честь и в честь моей супруги приём, и мне нужно что-то, что я мог бы ему подарить. Есть ли у тебя красивое оружие или что-то такое, что понравилось бы ему?
— Я выполнял его заказы, — кивнул старый оружейник, — и знаю, что он очень придирчив, но кое-что подходящее у меня есть.
Он направился к стоявшим в стороне стеллажам, на которых лежали разноцветные свёртки
— Взгляните, — возвращаясь к нему, проговорил мастер, разворачивая ткань. — Как вы любите стилеты, так граф Клермон предпочитает даги. Он ловко владеет как мечом, так и кинжалом для левой руки. Вот эта ему понравится, если вы не сочтёте её слишком дорогой.
Марк взглянул на массивный кинжал, ножны и рукоять которого были отделаны обсидианом, заключенным в рамку с тонким узорчатым плетением. Тот же орнамент украшал наконечник и обрамление верхней части ножен, а также головку эфеса. Гарда была изогнута подобно полумесяцу. Вытащив клинок из ножен, Марк увидел на нём три узких дола, причём у основания он был украшен позолоченным тиснением.
— И сколько он стоит? — спросил Марк, разглядывая грозный и при этом строгий и изысканный кинжал.
— Триста золотых, ваше сиятельство.
— Что ж, — кивнул он. — Это творение того стоит. Я возьму его и в ближайшее время пришлю к вам своего оруженосца с оплатой.
— Может, желаете взглянуть ещё на одну вещицу? — Буаселье хитро взглянул на него. — Уверен, что вам понравится.
— Давай уж, — усмехнулся Марк. — Теперь я богат и могу позволить себе некоторые вольности.
— Я так и думал, и если честно, то занимаясь этой малышкой, вспоминал о вас.
Он снова отошёл к своему стеллажу и вскоре вернулся с бархатным мешочком черного цвета, горловина которого была стянута шёлковым шнуром с кистью, отделанной позолоченной узорчатой бусиной. Ослабив шнурок, он вытащил оттуда широкий кожаный браслет с тонким тиснением, к которому был приделан узкий футляр-ножны, а в него вставлен тонкий кинжал с витой рукояткой без гарды.
— Метательный стилет, ваше сиятельство, его можно носить в рукаве или прикрепить к ножнам кинжала. Браслет застёгивается ремешками, пряжки сконструированы так, что с ними без труда можно справиться левой рукой.
Буаселье улыбнулся, заметив, как вспыхнули глаза Марка при виде этой игрушки. Он сразу же отдёрнул рукав и приложил браслет к руке, потом достал из него кинжал и осмотрелся. Увидев в стороне деревянную мишень, он метнул в неё маленький стилет и тот вонзился в центр красного круга.
— Ваш глаз и ваша рука всё также точны, — похвалил бросок королевский оружейник.
— Я его беру. Не только Клермон достоин подарка, верно? Сколько за него?
Старик какое-то время молчал, а потом махнул рукой.
— Вы действительно достойны подарка, ваше сиятельство, а потому примите его в дар и на память от старого Буаселье.
— Что ж, я с благодарностью принимаю его, — улыбнулся Марк, подумав, что хитрец наверняка добавит стоимость кинжала к цене парадного комплекта оружия. — Ты выручил меня сегодня, старина, и я не забуду этого. Как только будет время, я зайду, и мы с тобой обсудим новый меч, кинжал и пояс, которые ты украсишь гербом де Лорма.
— Я буду ждать, ваше сиятельство, — кивнул тот. — И мне не терпится услышать, что нового вы придумаете, чтоб выделиться из толпы придворных. Покойный король Арман знал этот ваш талант и потому присылал вас ко мне, готовясь к войне или пожелав пополнить свой арсенал.
Простившись с ним, Марк вернулся домой и приказал лакею достать из сундука бордовый камзол из вышитого золотом бархата, чёрные штаны и короткую накидку, отделанную золотистым мехом. Эдам открыл ларец с драгоценностями и с довольным видом перебирал
Мадлен ещё не пришла, и Марк присел у камина с книгой, которую прислал ему утром Клермон. Он погрузился в чтение и скоро был захвачен стремительно развивающимся, полным трагизма повествованием. Язык поэмы был столь хорош, что странно было, что его не растащили на цитаты, но вскоре он понял, в чём дело. Поэма была тяжёлой в том смысле, что рассказывала о переживаемых Вертрадом страданиях столь натуралистично, что ни дамам, ни юному поколению явно не подходила. Через какое-то время тема мести вероломной подруге стала столь навязчивой и гнетущей, что Марк даже усомнился в здравом уме не только героя, но и самого Орсини. Похоже, поэт прямо упивался этими чувствами, и оставалось надеяться, что выпустив их на бумагу, он этим и ограничился.
Мадлен уже вернулась и, чмокнув его в щёку, сунула ему под нос маленький футляр, где в складках алого бархата утопала изящная брошь в виде букета.
— Мило, — кивнул он, на минуту оторвавшись от чтения.
— И совсем не дорого! — воскликнула она, но он, оценив количество и чистоту вставленных в брошь драгоценных камней, мотнул головой.
— Я не хочу этого знать! Хватит с меня потрясений на сегодня. Иди, наряжайся.
Она ушла и он снова вернулся к чтению, всё более погружаясь в яростное безумие несчастного Вертрада. Она ещё пару раз отрывала его, возвращаясь, чтоб он помог ей выбрать драгоценности. Он указывал почти наугад, а она пожимала плечами и убегала к себе. Он знал, что она уже определилась с выбором и желала, чтоб он его одобрил, выбрав то же, и хоть он всё время промахивался со своими советами, она всё равно наденет то, что уже решила.
Потом она явилась в белом, мерцающем золотыми узорами платье, с колье на груди и драгоценной диадемой в рыжих волосах.
— Чудесно, — кивнул он и снова уткнулся в книгу.
— Марк! — возмущённо возопила она. — Я уже готова! Это первый раз, когда ты собираешься дольше меня.
И он с сожалением отложил почти дочитанный томик и отправился переодеваться.
Дом графа де Клермона был совсем рядом, но идти туда пешком в таких нарядах было неприлично, потому Мадлен села в карету, заблаговременно присланную для неё сестрой, а Марк поехал верхом на своём Громе, которого нечасто выводили из конюшни. Появление новоявленного графа на этом великолепном коне при полном параде произвело впечатление на праздных гуляк на Королевской площади, и поскольку карета катилась не спеша, их сопровождала толпа горожан, с восторгом провожая взглядами красивого нарядного всадника на необыкновенном скакуне. Польщённый таким вниманием Гром едва не пританцовывал на ходу, гордо изгибая мощную шею и потряхивая в такт шагам кудрявым хвостом. Вскоре послышались приветственные возгласы, барона де Сегюра узнали и прославляли, как истинного рыцаря и героя Сен-Марко. Он приветственно махнул рукой, от чего крики стали ещё громче и радостней, а он с удовлетворением заметил, что, не смотря на прокатившуюся недавно по городу волну проплаченных наветов, он всё ещё любим народом.
Клермон сам встретил их на крыльце, что выглядело странным, только до того момента, когда Марк догадался, что объектом его интереса были не сами гости, а редкостной красоты конь. Сбежав с высокого крыльца, граф принялся оглаживать скакуна, расспрашивая Марка о его достоинствах, сколько он может стоить и где можно добыть такого.
Лакеи открыли дверцу кареты, и Мадлен спустилась на брусчатку, но им с Марком пришлось немного подождать, пока хозяин дома изволит оторваться от коня. Потом Клермон вместе с ними вошёл в дом, а к крыльцу уже подъезжала следующая карета.