Дело о спасении телезвезды (Сборник новелл)
Шрифт:
– На презентациях не пьешь только ты,- заметила я.- Что до сотрудников "Зелени", то гибель любого журналиста всегда пытаются преподнести как убийство борца за правое дело. Пойми, Глеб, я хорошо знала Ольгу. Она могла быть какой угодно - бесшабашной, веселой, язвительной. Могла выпить столько, что тебе и не снилось, сплясать канкан на столе, выкинуть любой финт.
Единственное, чего она категорически не могла, так это быть борцом против коррупции в биологической науке.
Мой вдохновенный монолог, конечно же, не убедил Спозаранника, который с маниакальным упорством
– Валентина, ты плохо выглядишь,- сказала Агеева, когда я вошла в нашу комнату.
– Устала, как собака,- пожаловалась я.- Да еще мутит целый день.
– Меньше надо беляши в буфете лопать,- резонно заметила Марина Борисовна.- Выпей вон лучше кофе, я только что заварила, и собирайся, пора идти.
– Куда идти?- спросила я, думая о том, что кофе мне почему-то тоже не хочется. Не иначе, как меня сразила неведомая болезнь.
– Ты что, забыла о сегодняшнем празднике?- возмутилась Агеева.
Тот факт, что "Золотая пуля" отмечает сегодня свой очередной день рождения, действительно вылетел из моей головы.
– Я не пойду, сил нет, да и настроение совсем не праздничное.
– Не выдумывай, пожалуйста,- сказала Марина Борисовна,- тебе надо развеяться, а то совсем захиреешь в ожидании Скрипки.
Она закрутилась перед зеркалом, оглаживая длинное черное платье, и, глядя на нее, я подумала, что лучшим лекарством от любви является другая любовь.
***
В маленьком кафе было шумно и весело. Звучали здравицы в честь "Золотой пули", хлопали пробки шампанского. Приглашенные на праздник актеры создавали забавную неразбериху, где реальные люди путались с вымышленными персонажами, и все это тонуло в оглушительном хохоте.
– Куницына, иди к нам,- кричала Ася Барчик, которая сидела радом с Завгородней,- выпьем за успех нашего предприятия.
Видеть их вместе было странно, наверное, одна красавица - хорошо, а две рядом - это уже много. Я поискала глазами Агееву. В толпе любителей пения она стояла у караоке и отчаянно фальшивила в микрофон: "Я отдала тебе, Америка-разлучница, того, кого люблю". Стоявший рядом с ней Гвичия всем своим видом показывал, что готов заменить Марине Борисовне не только американцев, но и всех прочих иностранцев взятых вместе.
– Зурабчик, посмотри, как я похудела,- жаловалась она.- Ничего от бедной девушки не осталось.
– Асталось, очень асталось,- с придыханием говорил Гвичия, смыкая руки на ее тонкой талии.
Они пошли танцевать, и в объятиях грузинского князя Марина Борисовна забыла своего неверного Марка. Понаблюдав за ними некоторое время, я почему-то вспомнила стихи Хлои: "...только эта радость для чужого глаза, только этот голос слишком преднамерен, я сама не знаю, где себе поверить". Мне было грустно, и, чувствуя себя больной и усталой, я пошла домой.
Сашка сидела на кухне, уткнувшись в учебник по хирургии.
–
– Не хочется,- сказала я и достала из холодильника пакет молока.
Зная, что обыкновенно я не страдаю отсутствием аппетита, сестра покосилась на меня и спросила:
– Что-то случилось?
Благоразумно умолчав об утрате очередного кошелька, я рассказала ей о Харитоновой и о том, как грохнулась в обморок в оранжерее, и что, наверное, заболела, потому что весь день отвратительно себя чувствую. В глазах сестры вспыхнул профессиональный интерес. Она измерила мне давление и тут же принялась собирать анамнез, задавая идиотские медицинские вопросы.
Выслушав симптомы, Сашка полезла на антресоли и извлекла оттуда детский микроскоп, который мать подарила ей в школьные времена.
– Это еще зачем?- испугалась я, подумав, что сейчас она начнет колоть мой палец.
Мне уже приходилось бывать подопытным кроликом, когда сестрица отрабатывала технику внутривенных вливаний. К счастью, до иглы дело не дошло. На сей раз Сашке потребовалась от меня всего лишь слюна, которую она стала изучать под микроскопом.
– Ну что, Склифосовский, каков диагноз?- ехидно поинтересовалась я.
Сашка оторвалась от окуляра и, внимательно посмотрев на меня, сказала:
– Твоя болезнь называется ранний токсикоз беременности.
– Ты с ума сошла,- выдавила я, когда после минутного шока обрела дар речи.
– Если из нас двоих кто и сумасшедший, так это ты,- обиделась Сашка.Можешь для верности сходить к гинекологу, но, если учесть объективные симптомы, сомневаться не приходится. Видишь, глыбки?
Я посмотрела в окуляр микроскопа и не увидела там ничего, кроме голубоватосерых разводов.
– И что ты собираешься делать, если мой диагноз подтвердится?- спросила Сашка.
– Рожать, конечно. Пусть у Машки будет братик...
– У которого тоже не будет отца,- продолжила сестра.- Насколько я понимаю, отец ребенка - Скрипка, который жениться на тебе не собирается.
– Ты правильно понимаешь,- сказала я.- Но это ничего не меняет, у меня будет ребенок.
Так закончился этот сумасшедший день.
***
Директор заповедника Станислав Петрович Вересов встретил меня с великой симпатией. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, не старше сорока лет, с тонкими чертами лица, тонким запахом дорогого парфюма и светлыми, слегка вьющимися волосами. Его костюм был безукоризненным, манеры - тоже.
– Чем "Пальмира" смогла заинтересовать ваше уважаемое Агентство?вежливо поинтересовался он и, перехватив мой взгляд, устремленный на крупные гроздья диковинных цветов, пояснил: - Этот сорт орхидей называется фаленопсисы. Они названы так за свое сходство со стайкой летящих бабочек.
Название показалось мне неблагозвучным, никакого сходства с бабочками я не увидела, но Станислав Петрович тут же спросил:
– Вы любите орхидеи?
Сказать по правде, я не люблю орхидей.
Мое отношение к ним сформировалось под впечатлением прочитанного в детстве рассказа Уэллса "Цветение странной орхидеи".