Дело об императорском пингвине (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)
Шрифт:
– Еще одна удачная сделка!
Вообще, мы мало разговаривали о той, другой жизни каждого из нас.
О том, что будет после Гааги, думать не хотелось. Но сейчас профессиональный интерес проявился очень остро:
– Что за сделка, милый?
Хуго внимательно посмотрел на меня, взял за руку и, махнув рукой остающимся веселиться коллегам, повел домой.
– Я представляю интересы одной пивоваренной компании. Достаточно крупной, чтобы быть заинтересованной в расширении рынков сбыта.- Магические слова "пивоваренная компания" привели меня в ступор. Я совсем забыла о "Нерпе"! Надо же, у нас
– Правда, да? И чем он может помочь вашей компании?- невинно осведомилась я.
– Тебе, правда, интересно, Анна?
Могу рассказать. Твой земляк имеет доступ к секретам пивоваренного производства вашей же известной компании - "Нерпа".
Мне показалось - я ослышалась...
– Ты сказал "Нерпа"?
– Да, да. Неужели не слышала?
Статус его я там не знаю. Меня в этом отношении интересует только корректность сделки в юридическом плане. Так вот, этот человек продает нашей компании разные ноу-хау вашей "Нерпы". И продает, на наш взгляд, за бесценок. Хотя, по российским меркам, деньги получает внушительные. Мы эти технологии патентуем, причем не только в Голландии, и "Нерпа" туда уже доступа не имеет. Все довольны!- Хуго рассмеялся.
Мы уже пришли, и ван Веер отправился в ванную.
Я старательно переваривала услышанное. Вот это да, вот это находка для Спозаранника! "Господи, до чего же я профессионально деформирована! Вместо того чтобы наслаждаться обществом Хуго, общаться с коллегами, узнавать Гаагу, я думаю об этой чертовой "Пуле" и о ком - о Спозараннике!.." разозлилась я на себя.
Но рука уже вытаскивала мобильный телефон и лихорадочно набирала номер Обнорского.
– Да!- ответил ленивый голос Андрея.
– Обнорский, это Лукошкина. Если в состоянии, побереги свои гадости для другого. Тут такое дело...- Я в двух словах пересказала Обнорскому полученную от Хуго информацию. Он не просил меня держать ее в секрете, поэтому виноватой я себя не чувствовала. Хотя осадок остался.
Обнорский взвился:
– Лукошкина, я тебе все прощу, если выяснишь, кто голландцам "сливает" технологии.
– Обнорский, если я правильно все понимаю, ты собираешься заняться информационным рэкетом?
– Давай вот без этих ярлыков, Лукошкина. Это наш шанс поквитаться с Аллоевым. Я думаю, он дорого даст за то, чтобы узнать имя гаденыша.
Мне не хотелось выполнять это задание. Во-первых, потому, что исходило от Обнорского. Во-вторых, потому, что успех этого предприятия означал бы неприятности для Хуго. Можно было бы, конечно, все ему рассказать.
Но что последует за этим признанием?! Весь день я мучилась своими раздумьями, что не прошло незамеченным для Хуго.
– Аня, что случилось? В Питере неприятности?
– Нет, милый, просто неважно себя чувствую. Слушай, если не секрет, расскажи, вы как-нибудь держите "на крючке" вашего человека в "Нерпе", чтобы он не соскочил? Я расскажу ребятам в Агентстве на предмет тонкостей работы с источниками...- (Хуго уже был в курсе моего сотрудничества с "Золотой пулей", но ничего не знал об истории с "Нерпой"...)
Я сама себе была противна в этот момент. Но Ван Веер ничего не заподозрил - его слишком заботило мое самочувствие.
– Конечно. Правда, сам Базиль,- при этом имени я вздрогнула от предчувствия, ведь Базиль по-французски - Василий,- об этом не знает.
Копии договоров, к которым не подкопаешься, номер счета в банке плюс видеофиксация наших переговоров.- Хуго явно гордился обстоятельным обеспечением сотрудничества с русским Базилем.
– И у кого этот кладезь информации?- я затаила дыхание.
– Экземпляры последних договоров у меня, с собой - торопился в дорогу, забыл выложить. Хочешь посмотреть?- великодушно предложил Хуго, доставая свой "дипломат".
– Что ты, а как же адвокатская тайна!- попыталась я оттянуть тот момент, когда окончательно предам любимого человека.
– Я тебе доверяю, cherie...- Ван Веер погладил меня по щеке и вынул документы. Невидящими глазами я стала их просматривать.
– Извини, ничего не соображаю.
Можно, я потом прочитаю?- Мне было физически плохо от подлости своего поступка. Много позже я буду просто ненавидеть себя. И еще долго меня будет мучить то, что я так и не пойму, из каких соображений это все совершила. Видимо, у меня просто отключился инстинкт самосохранения.
Оставив меня отлеживаться с головной болью, Хуго отправился по делам в город. Выждав некоторое время, я спустилась в бизнес-зал гостиницы, отксерокопировала документы и тут же отправила их по факсу в Агентство. Голос перезвонившего Обнорского был полон оптимизма и восхищения. На документах значилась подпись Василия Братчикова. Теперь исход нашего конфликта с "Нерпой" уже был предсказуем.
– Я тебя ненавижу, Обнорский,- с болью сказала я в трубку.- Тебя, твое Агентство и тот день, когда связалась-с вами.
– За все, Лукошкина, надо платить,- неожиданно жестко ответил Андрей.И ты в этом смысле не исключение.
Оставшиеся дни в Гааге были для меня сплошным мучением. Мучился и Хуго, не понимая, что со мной происходит. То и дело я ловила на себе его вопросительные, полные недоумения взгляды. В предпоследний день он пришел ко мне в растерянности. Я думала о своем предательстве и почти не сомневалась, что Хуго, если ему известно о "провале" питерского поставщика ноу-хау, догадается, в чем дело. Я приготовилась к самому худшему. Посмотрев на меня взглядом раненого животного, ван Веер сказал почти шепотом:
– Аня... Моя жена ждет ребенка.
Что-то стиснуло мою грудь - сильно-сильно, как тогда, в баре, когда мы с Хуго пошли танцевать. "За все, Лукошкина, надо платить",- вновь эхом отозвались у меня в ушах слова Обнорского...
Возвращение в Петербург было мучительным. Когда самолет коснулся полосы в Пулково, я почувствовала, что желания жить во мне почти не осталось. Лица друзей, бросившихся мне навстречу в аэропорту, были чужими и незнакомыми. Сославшись на усталость, я закрылась в своей комнате и долго сидела, раскачиваясь, как китайский болванчик, от невыносимой душевной боли. Ночью мне снилась яхта - наверное, одна из тех, что белыми птицами порхали по волнам в Гааге, и Хуго, загоревший до черноты, в белоснежной рубашке с засученными рукавами,- у рулевого колеса.