Дело об обнаженной натуре и цветочном горшке
Шрифт:
– Простите за праздное любопытство, мисс Лирьен. И за то, что, возможно, лезу не в свое дело… Скажите, опекуны отдают в пансион девочек на безвозмездной основе? Или получают за них некое… м-м.… денежное вознаграждение?
Я открыла было рот, чтобы возмутиться – действительно ведь не в свое дело лезет, да и не положено у нас с потенциальными женихами на такие темы разговоры вести! – но вместо этого совершенно неожиданно для себя выдала всю правду. И что на меня нашло?! Не иначе как подспудно тлевшая обида на отдавшую меня в пансион тетку и недовольство царившими здесь порядками
Боже, о чем я говорю на своем первом свидании!
– Опекуны внакладе не остаются! Мало того, что таким образом избавляются от ненужных им детей, так еще и получают за это кругленькую сумму! Эдакая узаконенная продажа… Опекунство над детьми переходит к пансиону в лице директрисы, миссис Дюшон. Пансион берет на себя ответственность за наше воспитание, содержание и обучение, а по его окончании заботится о том, чтобы выпускницы обрели достойных супругов, которые, в свою очередь, положат на счет пансиона некую сумму за столь прекрасно образованных супруг, обладающих всеми качествами и умениями, коими должны владеть настоящие леди и идеальные жены.
– А что будет с воспитанницей, если она так и не выйдет замуж? Такое вообще бывает? – спросил мистер Шарден, с живым интересом внимающий моим откровениям.
Я остановилась возле удобной лавочки с высокой спинкой. Вот не понимаю, зачем делают скамейки без спинки – на них же просто невозможно сидеть с удобством! Они вынуждают следить за тем, чтобы спина была идеально прямой, не дают расслабиться и насладиться пением птиц, старыми раскидистыми каштанами, скрывающими мрачное здание пансиона и в конце концов просто отдохнуть!
– Давайте присядем, – предложила я своему спутнику и, не дожидаясь его согласия, опустилась на скамейку и со вздохом откинулась на спинку. Мистер Шарден без возражений сел рядом со мной, положив руку на спинку скамейки за моей спиной и повернувшись ко мне вполоборота. Его рука таким образом касалась моих плеч, и я уже хотела было возмутиться, но, взглянув на его серьезное, сосредоточенное лицо, на внимательно смотрящие на меня синие глаза, передумала. Он сел так просто чтобы было удобнее меня слушать, не упуская при этом из виду, в его поведении не было и намека на оскорбление или недостойные помыслы. Я расслабилась и ответила на заданный им ранее вопрос.
– Если в течение трех лет после окончания пансиона воспитанница не выйдет замуж, она обязана в течение пяти последующих лет отработать свое содержание и обучение за те годы, что она провела здесь, а затем… затем она вольна жить так, как ей заблагорассудится, – с тайным трепетом договорила я, ибо и боялась, и желала для себя такой участи. – Но, как правило, такое случается крайне редко – Эшвудский пансион славится своими выпускницами, девушкам здесь дают прекрасное образование, готовят к роли супруги, все воспитанницы здесь благородного рода. За здоровьем и… – тут я покраснела, но заставила себя договорить, – …нравственным обликом девушек тщательно следят. Сказывается и отсутствие родителей и назойливой родни, могущей как-то влиять на девушку и вставлять палки в колеса ее супругу. Мужчины ценят все это и готовы платить большие деньги, чтобы заполучить такую жену.
– Ну а если самой девушке никто не приглянется, и она откажет всем претендентам на ее руку? Что тогда? – продолжал допрашивать меня не в меру любознательный джентльмен.
– Увы, такого мы себе позволить не можем, – с горечью ответила я. – Каждая воспитанница ограничена строго определенным количеством отказов, которое варьируется от одного у худших учениц до пяти у лучших. Так что даже если лучшая ученица откажет пяти претендентам на ее руку, за шестого она будет обязана выйти замуж, как бы он ни был ей противен.
– Да уж, незавидная участь, – пробормотал мистер Шарден, со странным выражением глядя на меня. – Ну а вы, мисс Лирьен, сколько можете позволить себе отказов от замужества?
– Два, – резче, чем собиралась, ответила я и вскинула голову – мол, я не жду от вас жалости или сочувствия, или неуместных комплиментов по поводу того, как это несправедливо по отношению к такой замечательной и очаровательной барышне как я. Впрочем, я не дождалась ни первого, ни второго, ни третьего. Мистер Шарден лишь что-то пробурчал себе под нос и задал следующий вопрос, которому я уже даже не удивилась – это было ожидаемо.
– А вы уже отказывали кому-нибудь?
Я бледно улыбнулась уголками рта.
– Нет, мистер Шарден. Вы – первый мужчина, пригласивший меня на свидание за те четыре месяца, что моя анкета находится в Книге невест, что уж говорить о предложениях руки и сердца! Мне их не от кого было получать.
Любезный джентльмен опять не проявил любезность, заверяя меня в несправедливости подобного отношения к столь привлекательной юной мисс, за что я и была ему благодарна, и почему-то сердилась на него, а вместо этого спросил:
– Воспитанницы, чьи анкеты находятся в Книге невест, уже окончили пансион?
– Нет, учебный год у нас заканчивается в августе, просто за полгода до окончания обучения воспитанницам уже начинают подыскивать супругов, а дальше уже от будущего мужа зависит, даст ли он своей избраннице закончить обучение или сразу же обвенчается с ней и увезет домой.
Мимо нас, шурша гравием, прошел садовник, везя перед собой тачку с рабочим инвентарем. Проходя мимо лавочки, на которой мы сидели, он бросил на меня короткий хмурый взгляд из-под густых черных бровей, и я поежилась – мне почему-то было не по себе от этого человека, к тому же, я не могла отделаться от чувства, что уже видела его раньше и отнюдь не в образе неопрятного садовника с копной засаленных черных волос и в запачканном землей рабочем комбинезоне.
– Это ваш садовник? – я вздрогнула, вырванная из тревожного состояния, в которое меня каждый раз погружал этот человек, и взглянула на мистера Шардена. Тот задумчивым взглядом провожал спину садовника, уже удалившегося от нас на приличное расстояние.
– Да. Его наняли месяца два-три назад. Работавший до него садовник ушел на пенсию и ему искали замену.
– Какой молодой…
Громко и торжественно зазвонил колокол и теперь уже мистер Шарден вздрогнул от неожиданности, а затем поморщился.