Дело огня
Шрифт:
Бандит также показал урочище, куда бросали трупы, и опознал одежду ночных стражей. Самих стражей опознать не мог по причине крайнего разложения, но клялся, что все «ночные» были живы еще вчера.
Двое бродяг рассказали, что люди Ато подошли к ним в городе, предложили работу на один день за кормежку и неплохие деньги, привели сюда — и здесь кинули в яму, где кормили как на убой, хотя в остальном обращались скверно.
Показаний бандита, Миуры и бродяг с головой хватило, чтобы бывшего дайнагона Аоки объявили убийцей, заговорщиком и колдуном, злоумышлявшим против Государева дома, лишили всех чинов и званий, конфисковали землю и строения и объявили в розыск.
Имя хитокири Тэнкэна ни разу не всплыло в ходе всего расследования, и сам он исчез без следа.
— Купи сладости, красавица!
Ран усмехнулся про себя. Госпожа О-Тосэ велела О-Рё переодеть его в девичье платье, но нельзя сказать, что это помогло избавиться от лишнего внимания. Скорее наоборот. Стоило опустить платок, которым он закрывал лицо, как от ухажеров отбою не было. Вот и этот коробейник туда же…
— Я и бобы-то в долг ем, — проговорил он тихим высоким голосом, стараясь подражать кансайскому выговору. — Вы уж извините.
Торговец как-то до ужаса знакомо фыркнул. Ран поднял глаза и, увидев прямо перед собой господина Кацуру.
Голову господин Кацура повязал клетчатым платком, плечи покрывала затрепанная конопляная куртка, за спиной болтался плетеный короб для сластей, украшенный флажком с надписью «Дом сладостей Дайго», а под коленями красовались повязочки «три версты» [71] . Бродячий торговец как есть.
— И куда ты, такая красивая, путь держишь? — господин Кацура явно веселился, и Рану тоже стало смешно.
71
Японцы верили, что прижигание активной точки под коленями помогает снимать усталость при ходьбе. Эту точку называли «санри» — «три версты». Ожоги прикрывали специальными повязками.
— А в Хиросиму, в веселый дом себя продавать.
— Что ж столичная девушка в Хиросиме забыла? — притворно удивился Кацура.
— В Столице спроса на девушек совсем нет после пожара, господин Ясутора обещал хорошо продать меня в Хиросиме.
— Так может, он купит у меня для тебя сладости?
— Может, и купит, — улыбнулся Ран.
— Он наш человек? — спросил Кацура шепотом.
— Да, — так же тихо ответил Асахина. — Но не очень надежный. По правде говоря, он и в самом деле сутенер, а госпожа Отосэ передает с ним письма к Рёме, когда он переправляет девиц в Нагасаки.
Девицы сидели рядышком, хихикали и стреляли глазками.
— Не заигрывайте с О-Минэ, господин хороший, дикая она и нелюдимая, цены себе не сложит, самурайская дочь. Подарите лучше мне сладкий пирожок! — пухленькая девушка засмеялась и прикрылась веером.
Кацура подошел к остальным девицам и принялся зубоскалить как заправский коробейник, а у Асахины отлегло от сердца. Значит, он смог покинуть город, не погибнуть и не попасться в этом аду. Асахина дал ему понять, что идет в Тёсю, и Кацура это явно одобрил.
В придорожную харчевню люди битком набились. Сутенеру Ясуторе и его живому товару не нашлось там места, ночевать устроились во дворе. Счастливый случай привел сюда Кацуру, если бы их пустили внутрь — разминулись бы: Кацура в харчевню заходить не собирался, хотел только присесть да воды попить.
— Поистине, боги нас свели, — сказал он, вернувшись после разговора с Ясуторой. — Он переуступил мне контракт девицы Минэ, так что с завтрашнего дня пойдем вместе.
Асахина обрадовался, но виду не подал: доел бобы и спрятал лицо под платком, как и положено стыдливой самурайской дочери, вынужденной заняться презренным ремеслом и берегущей лицо от загара.
— Как скажете.
— Куда ты запропал и как тебе удалось выбраться?
Асахина коротко изложил всю историю своих злоключений. Касательно господина Аоки он не слишком вдавался в подробности: боялся, что Кацура-сэнсэй, ученый человек, поднимет его на смех. Господин Аоки в его рассказе предстал обычным негодяем. Поджог усадьбы Ран приписал молодому господину Сакуме — не наврал, нет, тот ведь тоже поджигал. А о себе — умолчал.
— Значит, сын Сёдзана теперь в Мибуро, — Кацура покачал головой. — Забавные коленца выкидывает судьба.
Ран молча кивнул, соглашаясь.
— Нам предстоит много воевать, — сказал Кацура, откидывая голову и щурясь в раскаленное небо. — И еще больше работать. Я рад, что ты жив и что ты сейчас со мной.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Одна повесть эпохи Мэйдзи
Глава 1
Тамадама
«Эта сволочь Сайто Хадзимэ…»
Токио, 14 лет спустя
Стол был не таким уж большим. Просто европейским — чужим, объемным, угловатым, — перевод дерева, а не стол. Он занимал пространство много больше собственного размера, как сказочное чудовище. Его и человеческим словом назвать было трудно — так и просилось на язык громоздкое «тэбуру». Единственным европейским предметом меблировки, кроме стола, был венский стул, выглядевший как приспособление из заморской камеры пыток, но удивительно удобный для того, чтобы «опирать поясницу» — в стране появились новые вещи, в языке — новые обороты. Хозяин кабинета благодарил всех будд и бодхисатв за австрийскую мебель — она рассчитана на людей его роста.
Сейчас хозяин занимался тем, для чего и существуют в природе письменные столы — лихорадочно оформлял бумаги. Рапорты, просьбы, предложения, списки, дела — все, что должно сделать и привести в порядок до завтра. «И подумать только, я, именно я когда-то пошутил, что единственной пользой, которая может проистечь от революции, будет гибель нашей многочленной бюрократии. Гибель. Бюрократии. Как же. Интересно, как глубоко нужно провалиться в прошлое, чтобы избавиться от бланков и рапортов? В Камакуру? В Хэйан?» Мысль о том, что Кусуноки Масасигэ или Кисо-но-Ёсинака [72] должны были заполнять что-то в трех экземплярах казалась — пффт — абсурдной. Однако родные острова есть родные острова… так что вполне может быть, что герои и злодеи старых хроник тоже тонули в бумажной рутине. «Наверняка есть люди, которых просто хватит удар при мысли о том, что этим приходится заниматься мне. Большинство младших офицеров Токийской полиции определенно считает, что у меня из рукавов драконы вылетают». Он посмотрел на узкий синий форменный обшлаг… это был бы очень маленький дракон. «А маскировка все-таки замечательная. Надеть форму и фуражку, коротко остричь волосы, перейти с трубки на сигареты… и даже очень наблюдательный человек скажет только: „Смотри, как этот высокий полицейский похож на… Да нет, не может быть, конечно“». Ну что ж, еще два письма, и можно заканчивать.
72
Кусуноки Масасигэ — (?-1336) — почитаемый в Японии полководец, один из самых деятельных участников Реставрации Кэмму (1333–1336). В 1335 г. генерал Асикага Такаудзи предал императора, чтобы стать сёгуном. Масасигэ остался верен императору. Войска Масасигэ проиграли бой армии Асикага. Масасигэ и его брат Масасуэ поклялись возродиться еще семь раз, чтобы убивать государевых врагов, и совершили самоубийство. В традиции — воплощение верности.
Кисо-но Ёсинака, иначе Минамото Ёсинака (1154–1184) — один из военачальников, возглавлявших армию в войне против дома Тайра, положившей начало правлению бакуфу (сёгунат) в Японии. Убит по приказу родича — Минамото Ёритомо. В традиции — воплощение дурного своеволия.