Дело «Памяти Азова»
Шрифт:
По прочтении приговора некоторые из осужденных к смерти стали просить о пощаде, а баталер Гаврилов упал на колени и стал жалобно всхлипывать и просить. Часть держалась твердо. И, конечно, не моргнул «вольный» Коптюх.
Затем ко мне пришел солдат из караула и сказал, что подсудимые просят меня прийти к ним. Бывший тут же жандармский офицер запротестовал, опасаясь за меня, но я все же пошел. В комнате, где были подсудимые, ко мне подошли несколько человек. Они просили исполнить их последние завещания. Один просил записать адрес брата и послать ему серебряные часы — «лежат в моем малом чемодане». У другого — новые сапоги. Я все записал, и поручения были исполнены. Свидание было тяжелое. Вскоре их вывели из подъезда в сад. Несколько голосов затянуло: «мы жертвою пали в борьбе роковой…»
Через четверть часа был залп. Расстреливала местная сотня казаков. Между начальниками местных властей был брошен жребий, кому производить экзекуцию. Жребий пал на казаков. Позже командир и эстонская команда ледокола получили много угроз за вывоз тел в море от местных революционеров.
Дело трех «вольных» подсудимых: Фундаминского, Иванова и Косарева было перенесено в Санкт—Петербургский военно–окружной суд, и слушание началось осенью в здании окружного суда. Этот суд был военный, но отнюдь не «полевой». На суде была первоклассная частная защита, допускались любые свидетели. Защитниками Фундаминского были присяжные поверенные Плансон, Зарудный, Малянтович, Соколов и Булат.
Казалось, кто мог быть свидетелем на этом процессе. Я, Сакович, пара кондукторов флота и несколько матросов. Для меня этот суд тогда был необыкновенно интересным. Я никогда не видел судопроизводства, а тут все было так «умно» и неожиданно для неискушенного 19–летнего мичмана. Суд расспрашивал меня обо всей истории сначала, самым подробным образом. Оглашались всевозможные документы. Было комично слушать чтение записей чернового вахтенного журнала, веденного сигнальщиками в ночь восстания. Сигнальщики, несмотря ни на что, продолжали писать черновой журнал аккуратно:
«12 час. 30 мин. пополуночи. Прекратили пары на баркасе и паровом катере.
2 час. 30 мин. Открыли огонь из ружей по офицерам.
3 час. 00 мин. Подняли пары на паровом катере.
3 час. 30 мин. Раненые офицеры отвалили на берег. Дали в камбуз огня». И так далее. (Часы даны только приблизительно).
На суде меня поражала способность адвокатов в короткий срок разбираться с морской обстановкой и, в особенности, с терминологией, столь отличной от общегражданской».
Год назад, после печального исхода команды мятежного броненосца «Потемкин» в Румынии, она была брошена всеми революционными партиями на произвол судьбы. Помощь была оказана лишь «своим» — одесским эсерам Фельдману и Березовскому. Для них нашлись и деньги, и связи. Все остальные же были просто забыты за полной ненадобностью.
То же самое случилось и во время судебного процесса над матросами «Память Азова». Судьба рядовых мятежников абсолютно никого не интересовала. Поразительно, но ни одна из революционных партий даже не попыталась нанять серьезных адвокатов для матросов. Всем им были предоставлены лишь казенные адвокаты от государства, которые на суде, разумеется, просто отбывали номер. При этом уже с самого начала всем было ясно, что приговоры по делу «Памяти Азова» будут весьма суровыми. Но это устраивало всех! Пощаженные матросы революционерам были абсолютно неинтересны, а вот казненные — даже очень! Как и в истории с «мучеником Шмидтом», из них можно было вылепить образы страдальцев за народное дело, расписать все перипетии казни, вызвав этим ненависть к власти остальной матросской массы, и обеспечить себе этим хороший задел на будущее.
Узнав из газет о провале мятежа на «Памяти Азова», в Ревель немедленно примчался друг Фундаминского эсер Зензинов, чтобы оказать посильную помощь товарищу. Начала подготовку к суду и жена Фундаминского Амалия совместно с местным присяжным поверенным Булатом. ЦК партии эсеров провел специальный «экс», чтобы добыть деньги на покупку самых дорогих адвокатов для своих соратников. Больше всего эсеры боялись, чтобы Фундаминский с дружками не попал в военно–полевой суд, так как оттуда им была одна дорога — на каторгу. Ценой огромных денег Фундаминский, Леушев и Косырев были переданы гражданским властям города Ревеля якобы, «за недоказанностью вины». Обвиняемы нагло врали, что просто катались на лодке в районе крейсера и, заблудившись, подошли к борту, чтобы уточнить свое местонахождение. Суд вынес оправдательный приговор. Однако, несмотря на положительное решение гражданского суда, всех трех снова взяли в оборот. Второй раз эсеров–боевиков судили уже в военно–окружном суде Санкт—Петербурга. И снова партия эсеров не осталась безучастной к своим товарищам. От партии снова были наняты лучшие адвокаты. Велась определенная работа и с судьями. Как следствие, вторично был вынесен оправдательный приговор. В итоге все трое оказались на свободе. В воспоминаниях современников о Фундаминском можно встретить утверждение, что революционер оба раза «непостижимым образом был оправдан царским судом». Поразительно: все в точности знали, что Фундаминский спешил, чтобы возглавить антиправительственный мятеж, налицо были и все доказательства. Но два суда подряд его оправдали! Увы, коррупция, взятки и наплевательское отношение к безопасности государства имели место у нас во все времена!
Газеты потом писали, будто, выйдя из суда, Фундаминский остановил извозчика, взобрался в пролетку и картинно крикнул, взмахнув тростью, в расчете на публику:
— Извозчик, за границу!
Публика была в полном восторге…
«Штаб войск гвардии Петербургского военного округа, управление окружного генерал–квартирмейстера, отделение военно–судное. 3 июля 1906 года. № 1374. Красное Село. Секретно. Ревельскому временному военному генерал–губернатору. По соглашению с Морским министром, его императорское высочество главнокомандующий приказал вашему превосходительству, по окончании суда над мятежными матросами крейсера «Память Азова», принять к руководству следующие указания:
1) Тех мятежников, которых суд приговорит к смертной казни, по конфирмации таковых капитаном 1–го ранга Бостремом расстрелять на указанном Морским Министром острове Карлос. Приговоренных доставить туда под сильным пехотным конвоем ночью, когда замрет городская уличная жизнь, а самый приговор привести в исполнение на рассвете. Для расстреляния назначить матросов того же крейсера «Память Азова» из числа приговоренных к другим наказаниям.
2) Место казни должно быть оцеплено вышеупомянутым конвоем; с трех сторон силою, примерно, батальон, причем, если матросы, назначенные для приведения в исполнение приговора отказались бы, то эта пехотная часть должна заставить выполнить возложенную на них задачу силою оружия. Место казни тщательно оцепить и вообще принять все меры, чтобы ни на самом острове Карлос, ни поблизости не было никаких посторонних лиц.
Тела расстрелянных похоронить на том же острове или предать морю, по усмотрению Морского начальства, с тем, чтобы необходимые для сего рабочие были назначены из числа матросов крейсера «Память Азова», присужденные к другим наказаниям. Место погребения надлежит тщательно сравнять. Рассчитать время так, чтобы известие о смертном приговоре и приведении его в исполнение стало общеизвестным уже тогда, когда все кончено и все прочие осужденные уже отправлены в Кронштадт. О том, когда и сколько матросов казнено, донести те особенности из состава сохранивших верность присяге команды крейсера «Память Азова», никого ни к какому участию в экзекуции не привлекать.
3) Тех мятежников крейсера «Память Азова», которые будут приговорены к различным другим наказаниям, отправить немедленно, по приведении смертной казни в исполнение, на особом транспортном судне в Кронштадт, под конвоем роты вверенных Вам войск, и сдать их там, в распоряжение Коменданта крепости. Транспортное судно для этой цели должно быть прислано заблаговременно по распоряжению Морского Министерства. К какому именно времени (в зависимости от времени окончания суда над мятежниками), Ваше Превосходительство имеете условиться телеграммою с Начальником Главного Морского Штаба, а о времени прибытия в Ревель и отправления в Кронштадт транспортного судна донести телеграммой Августейшему Главнокомандующему и предупредить телеграммою же Кронштадтского Коменданта для его распоряжений по встрече и приему осужденных к аресту в Кронштадте.