Дело «Пестрых». Черная моль
Шрифт:
Сергей, задумавшись, почти машинально листал бумаги в папке.
В комнату вошел Гаранин. Был он в новом коричневом костюме с красивым галстуком, в новых на толстой подошве ботинках.
— Чего это ты нарядился? — усмехнулся Сергей. — В честь большого успеха по делу Климашина?
Костя осторожно опустился на диван и скупо, немного смущенно улыбнулся.
— Да Катя все. В театр сегодня тащит. Актер там новый появился.
— Видеть их всех не могу! — вспыхнул Сергей. — Богема чертова!
— Какая такая богема?
— Ну, кутилы, бабники! — Сергей уже
— Зря ты всех под одну гребенку, — с расстановкой сказал Костя, — давай, брат, поговорим в открытую. Что у тебя с Леной происходит?
— Эх, чего там говорить! — махнул рукой Сергей. — Я и сам не пойму. Разные мы люди, наверное.
— Что значит разные? Ты знал, на ком женишься. Просто тебе театр ее не по нутру, так, что ли? А я тебе скажу. Лену я тоже знаю. Она не такой человек. И гляди, Сергей, не зарывайся. Такую, как она, другую не найдешь.
— Найду и лучше, — со злостью ответил Сергей. — Вон она уже нашла!
Костя внимательно посмотрел на друга.
— Сплетням веришь? А я вот не верю.
— Тебе, конечно, легко не верить.
— Нет, не легко, — медленно возразил Костя. — Не легко. Ты для меня не посторонний человек. Ладно, — решительно закончил он. — Давай о деле.
— Дело дрянь, — хмуро ответил Сергей.
— Вот и давай думать, как его дальше вести. Мне тут одна мысль в голову пришла насчет Климашина. Понимаешь, все мне в нем, в этом деле, ясно, кроме одного…
— Шкурка?
— Точно, — кивнул головой Костя. — Как он мог ее украсть, ты мне скажи?
— Не крал он ее, — решительно возразил Сергей. — Не такой это человек.
— А ведь факт остается фактом.
Сергей улыбнулся, видимо, что-то вспомнив, и уже совсем другим тоном, задумчиво и тепло произнес:
— Мне как-то Иван Васильевич одну мудрую вещь сказал. Он сказал так: «Факты бывают разные. Каждый факт характером человека проверяй». Понял?
— Вообще-то мысль верная.
— То-то. Мог Климашин совершить кражу? В его это характере? Нет!
— Положим, так, — согласился Костя, доставая из кармана сигареты и закуривая. — Тогда встает другой вопрос: как эта шкурка к нему попала?
— Вот именно, — уже загораясь, подтвердил Сергей. — Дай-ка сигарету: у меня кончились. — Он торопливо закурил. — И здесь, я думаю, может прояснить кое-что один человек.
— Перепелкин?
— Да, Перепелкин, страж их фабричный. Это он задержал Климашина, он нашел у него шкурку.
В тот же день с утренней почтой из экспедиции было доставлено в МУР письмо. Необычная приписка на конверте привлекла внимание секретаря:
«Лично комиссару милиции тов. Силантьеву И. Г. Просьба никому другому не вскрывать».
Секретарь с любопытством повертел конверт в руках, даже прощупал его зачем-то и отложил в сторону, машинально перевернув вниз адресом, как поступали в МУРе с секретными документами, оберегая их от случайного взгляда. Так он и лежал до приезда Силантьева — самый обычный, скромный конверт с черными штемпелями почтового ведомства.
Силантьев приехал ровно в десять часов и своей обычной, стремительной походкой прошел в кабинет. Там он снял пальто, шляпу и, пригладив короткие седые волосы, направился к столу.
Начинался обычный рабочий день начальника МУРа.
Секретарь положил на стол большую пачку конвертов и отдельно подал загадочное письмо. Силантьев взглянул на адрес, удивленно поднял бровь и кивком головы отпустил секретаря. Оставшись один, он вскрыл конверт.
Пробежав глазами письмо, Силантьев нахмурился, потом медленно перечитал его еще раз. Брови его сурово сошлись у переносья, худощавое подвижное лицо приобрело злое выражение. Силантьев откинулся на спинку кресла и, обдумывая что-то, нервно забарабанил пальцами по столу.
— Этого еще не хватало! — вслух сказал он и, сняв трубку одного из телефонов, назвал короткий номер. — Иван Васильевич? Зайди-ка побыстрее. Неприятный сюрприз получил.
Потом он вызвал секретаря и резко приказал:
— Никого ко мне не пускать. Телефоны переключите на себя.
В кабинет вошел Зотов. Силантьев коротко поздоровался и протянул письмо.
— Читай. Опять отличился! — И он с силой стукнул кулаком по столу.
Зотов, ничего не ответив, грузно опустился в кресло и, надев очки, развернул письмо.
«Я человек маленький— читал он, — и каждый может взять меня под ноготь, особенно если он сотрудник милиции. Поэтому я боюсь мести и не называю себя. Но и молчать не могу. Сообщаю, что ваш сотрудник Коршунов связан с кем-то из работников нашей фабрики. Через них он приобрел (вероятно, в качестве взятки) дефицитные меховые изделия — цигейковую шубу для жены и пыжиковую шапку для себя. Это, конечно, неспроста. Коршунова видели также 21 декабря в ресторане „Сибирь“, где он встречался с кем-то из работников фабрики и в пьяном виде вел какие-то разговоры. Был он там с девицей, которую совершенно неприлично обнимал и целовал при всех. В эти же дни по фабрике прошел слух, что МУР раскрыл убийство Климашина и по этому делу арестованы наш бывший слесарь Горюнов и некий Спирин, но в краже на складе они не сознались. Кое-кто на фабрике прямо указывает на Коршунова, от которого, мол, эти сведения и просочились. Обо всем этом я хочу поставить Вас в известность.
По тому, как долго читал Зотов, было ясно, что он два или три раза перечитал письмо. Потом он медленно снял очки и задумчиво почесал ими бритую голову.
Все это время Силантьев, заложив руки за спину, возбужденно расхаживал по кабинету. Наконец он остановился перед своим заместителем и гневно спросил:
— Ну, что ты скажешь?
— Вот думаю, — хмуро ответил Зотов.
— Раздумывать долго некогда. Надо решать. Что же нам делать с Коршуновым?
— Что ты имеешь в виду: уволить или оставить?