Дело петрушечника

Персиков Георгий

— Да уж, — хмуро согласился Муромцев. — Веселее некуда. Что же, продолжим. Так… Ангелочки, благодать… Вот! Обездоленные дитятки остались круглыми сиротами. Мать Льва Душненко умерла родами, даже не успев прижать к груди родное чадо, что же касается Иоанниса Каргалаки, то его несчастная родительница умерла от чахотки тремя годами ранее. Отцы же их оба трагически погибли, будучи убиты способом зверским и чудовищным во время небезызвестных событий, произошедших на пасху оного года в Л. О, как же потрясены были все добрые православные христиане этим ужасающим и леденящим душу убийством! Таким образом, оба отрока, не имея никаких доходов и средств к существованию, лишенные ближайших родственников и не могущие надеяться на вспоможение родственников дальних, со слезами надежды уповали лишь на милосердие добрых людей. Несчастных доставили из Л. в монастырь, где они ждали решения своей судьбы на заседании сиротского

суда. Засим уважаемым собранием на основании предложения г. Жумайло Яна, помещика Г. уезда, была подвергнута рассмотрению возможность немедленного взятия обоих сирот под опеку тем же помещиком г. Жумайло Яном. В свете оного предложения нельзя не заметить, что г. Жумайло известен всем добрым людям как православный христианин, исправно посещает церковные службы, с большим рвением причащается и исповедуется в надлежащий срок. В порочащих его связях данный достойный гражданин замечен или заподозрен ни разу не был. Безутешный вдовец и большой филантроп, г. Жумайло на собственные средства организовал домашний театр, в котором принимает большое участие вместе со своими приемными сыновьями, уже находящимися на его попечении, коих у него уже трое…

— Театр, значит, — задумчиво произнес полицмейстер, подкручивая ус. — Трое сирот на попечении, и хотел взять еще двоих. Труппу он собирает, что ли? Подозрительный тип этот г. Жумайло.

Муромцев согласно покачал головой и продемонстрировал карандашный портрет Жумайло, выполненный судебным художником. Судя по наброску, Жумайло был полным добродушным мужчиной с жидкими бакенбардами и пенсне на толстом носу.

— Итак. Жумайло выказал желание взять под свое широкое крыло сразу обоих несчастных сироток, чем вызвал искренние слезы умиления у всех членов собрания, вдохновленных добродетелью этого истинно христианского поступка. Это ясно показало, насколько велика сила православного милосердия и решимость помогать сирым и убогим в наших гражданах. Истинно верные сыны Отечества готовы положить все силы и даже живот свой, чтобы дать защиту сиротам и вдовам, нищим, калекам и неразумным, свернувшим на скользкую тропинку греха, и г. Жумайло явил нам пример подобной добродетели, подобно соловьиной трели его голос… Хм. Ладно, это мы, пожалуй, пропустим… А вот это уже интереснее. Зачитан доклад уездного исправника, вот он прилагается. Проверен доход, получаемый с поместья Жумайло, и в результате проверки было выявлено, что прибыльность его владений сильно снизилась в последние годы. Причиной тому стала продажа ряда доходных угодий, леса, а почти половина оставшегося находится в залоге. К тому же, по показаниям свидетелей, из соседей Жумайло, следует, что сироты, ранее усыновленные помещиком, не посещают гимназию, не пользуются услугами наемных учителей, довольствуясь уроками самого Жумайло. Следовательно, надлежащего образования не получают и вообще ведут затворническую жизнь, редко покидая поместье. На основании этого и в соответствии с буквой закона исправник настоятельно рекомендует отказать Жумайло в попечении… Дальше снова Ничипоренко. О непреклонный закон! При всей своей гуманности иногда он способен повернуться к обездоленным своим суровым ликом! Неужели все потеряно и заседание на этом придется закончить? Но господин Жумайло предлагает не горячиться и сделать перерыв, чтобы выслушать несколько поучительных историй из его жизни и спокойно все обсудить. Многоуважаемое собрание постановило провести совещание тут, в банкетной зале особняка Пантелеймона Груши, и сейчас же удалиться на совещание…

— Хорошенькое совещание, в банкетной зале! Небось еще и не за пустым столом! — возмутился Барабанов, которому срочные следственные мероприятия не оставили времени на завтрак.

— Боюсь, что, помимо накрытого стола и «поучительных историй» от Жумайло, их также ждала некоторая взятка, — скептически заметил Муромцев. — Все участники «многоуважаемого собрания» люди небогатые, думаю, помещику не составило большого труда соблазнить их — все же вспоможение от меценатского совета по делам сирот вещь не лишняя для поддержания хозяйства. Вот и последний лист…

Завершающая часть протокола, в подтверждение мрачных догадок, была украшена жирным пятном, буквы прыгали и валились друг на друга, строчки уползали куда-то наверх, не оставляя сомнений, что секретарь неплохо приналег на спиртное во время «совещания». Сыщик продолжил чтение:

— Многоуважаемое собрание, с учетом вновь открывшихся фактов, которые сами говорят, да что там! Просто кричат о благодетельности г. Жумайло, характеризуя его положительно буквально со всех сторон… Истории о его несчастной и при этом невероятно праведной жизни могли бы заставить плакать даже камни! Но мы не камни! Поэтому слезы обильно проступили на наших вновь открывшихся очах… так вот собрание не увидело другого выхода,

кроме как в виде специальнейшего исключения позволить уважаемому г. Жумайло взять в опеку хотя бы одного из несчастных сирот, а именно Каргалаки Иоанниса. Услышав решение суда, счастливое дитя припало к груди своего новоиспеченного опекуна и благодарно прошептало: «Папинька!» После чего все присутствующие исторгли из себя благостные слезы умиления. Счастливый опекун прижал дитя к своей груди, не скрывая радостных рыданий… Знаете что, господа, — внезапно отложив протокол, сказал Муромцев, — мне сдается, что там все же был один человек, который не заливался слезами умиления. Лев Душненко! Какова была судьба второго сироты? Об этом протокол умалчивает. Вячеслав Иванович, мы должны немедленно выяснить это!

Полицмейстер, который все это время сидел положив ногу на ногу и с интересом слушал сумасбродный протокол, написанный Ничипоренко, впервые внимательно посмотрел Муромцеву в глаза с плохо прикрытым чувством превосходства.

— Роман Мирославович, неужели вы думаете, что мы тут напрасно свой хлеб едим? Как только была получена телеграмма, мои орлы немедленно принялись за работу. Пока вы находились в дороге, мы первым делом запросили информацию о судьбе второго мальчишки и выяснили, что по завершении этого балаганного судилища, которое вы нам только что живописали, Лев Душненко был определен в сиротский приют, где и находился на государственном попечении еще пять лет, до совершеннолетия, после чего был выпущен в мир. К сожалению, дальнейший его след пока что не найден. Лучшие сыщики управления занимаются этим.

— А Каргалаки? — Муромцев нервно расхаживал по приемной, забыв про усталость и головную боль, азарт сыщика целиком захватил его. — Он до сих пор живет у своего приемного отца?

— Как только Иоаннис Каргалаки достиг совершеннолетия и смог освободиться от опеки, он немедленно покинул поместье Жумайло и дальнейшая его судьба неизвестна. Также поступили и все его э-э-э… сводные братья, назовем их так. Это все, что нам удалось узнать из документов. — Полицмейстер пожал плечами. — Начаты сыскные мероприятия, но времени прошло слишком мало, чтобы получить какой-либо результат. Проявите терпение, коллега.

— Так. — Муромцев внезапно остановился посреди комнаты и наградил полицмейстера весьма суровым взглядом. — Если вы еще не поняли, все, кто присутствовал на этом злополучном сиротском суде, находятся в смертельной опасности. Необходимо немедленно, слышите, безотлагательно разыскать их всех. Жумайло и всех сирот, находившихся у него на попечении, тоже. Каргалаки — в первую очередь. И самое главное — найти этого Льва Душненко.

Полицмейстер глядел в ответ на сыщика скорее с интересом, чем с недовольством. Действительно, теперь Душненко выглядел главным подозреваемым. Всем запомнились нахмуренные брови, поджатые губы и не по-детски яростный взгляд, запечатленные на судебном наброске.

— Судьба действительно жестоко обошлась с этим парнем, — продолжал Муромцев, словно угадав мысли Цеховского. — Станешь тут зол на весь мир, если твой товарищ по несчастью, такой же сирота, отправляется в уютный особняк играть с куклами, а ты сам оказываешься в сиротском приюте, который там, на отшибе, не многим лучше тюрьмы. А потом он вышел на волю, обездоленный и ожесточенный, возможно, решил узнать о судьбе своего бывшего друга… Да, и еще, этот бывший городской глава, Непришейко… Мне сказали, что он скончался от удара пару лет назад. Нужно выяснить, как это случилось, возможно, мы обнаружим нечто подозрительное. Необходимо приступить ко всему этому немедленно!

Полицмейстер, несмотря на все вольности, которые сейчас позволял себе столичный сыщик, лишь согласно кивал в ответ и слегка ухмылялся сквозь пышные усы. Если бы Вячеслав Иванович Цеховский был чрезмерно обидчив или склонен к горячности, он вряд ли долго усидел бы в своем кресле. Опытный интриган прекрасно понимал, что сейчас, когда развязка близка, лучше всего будет просто подчиняться приказам и передать всю ответственность не в меру азартному коллеге, а вместе с ответственностью в придачу еще и вероятное наказание за возможный провал. Ну, а уж если впереди светит успех и ждет награда — то она точно не уйдет из его цепких рук.

Глава 20

Забрызганная грязью полицейская повозка, скрипя на все лады, пробиралась по проселочной дороге, застревая иногда в вязкой глине луж после недавнего дождя. В повозке, которую в срочном порядке снарядил полицмейстер, ехали Муромцев, Барабанов и начальник уездной полиции, исправник со смешной фамилией Кибитка. Троица направлялась в город Г., в усадьбу филантропа и любителя кукольных театров Яна Жумайло.

Исправник, которого звали Федот, понравился Роману с Нестором — его молодцеватая манера держаться, несмотря на зрелый возраст, и грамотная речь располагали к себе.