Дело привидений "Титаника"
Шрифт:
— Итак, с ваших слов, коллега, праведная бережливость тетушки означает то, что с ее смертью никто не мог поживиться ни здесь... ни на стороне? — прищурившись, неторопливо произнес Максим Иванович.
Доктор дернул головой и вдруг вздохнул с явным облегчением. Настороженность спала с него. Он как будто услышал то, что сам хотел сказать, но чего-то боялся.
— Можете считать, коллега, что так я и думаю, — с искренностью сказал он и, чуть помедлив, добавил: — Нетрудно догадаться, что невольно я тоже провожу дознание. Чисто логически…
— Докторам легко понять друг друга, — решил поддержать коллегу Варахтин.
— Вы осматривали труп? — довольно резко спросил я.
Лицо доктора вновь похолодело:
— Нет, — качнул он головой. — Становой не позволил.
— Вы жили в усадьбе последние дни?
— Видите ли, я живу по соседству, на даче. Еще не все мои пациенты перебрались в Москву.
— Вы не замечали чего-либо необычного в эти дни. Не появлялись ли какие-нибудь новые, незнакомые люди?
И тут в лице доктора вновь произошло резкое изменение. В его глазах блеснула тревога, потом взгляд сделался отрешенным. Потом он сжал губы, вытянул их трубочкой и вдруг резко обернулся к окну, будто кто-то окликнул его оттуда, из холодной тьмы. Мы с Варахтиным тоже невольно пригляделись к окну. Там на черном фоне отражалась лампа, отражались стоявшие за нами книжные шкафы. Там тоже были мы — только в иллюзии.
— Извините, — тихо и смущенно произнес доктор.
— Вам что-то послышалось? — полюбопытствовал я.
— Нет, — решительно тряхнул он головой. — Невольно... Инстинкт.
Он пригнулся к столу, словно подражая недавнему движению Варахтина, и заговорил самым доверительным тоном:
— Видите ли, господа... Я заметил только то, что Мария Михайловна дня три назад, когда мы виделись, была задумчивой... Задумчивой, ушедшей в себя. На нее это не было похоже. Покойница была хозяйственной, хлопотливой тетушкой. И вот...
Доктор заметно съежился.
— Что же? — в тон ему, заинтересованно спросил я.
Он снова обернулся, и, будь я еще студентом, холодок пробежал бы у меня между лопаток при взгляде на окно.
— Видите ли... когда Анна Всеволодовна узнала о несчастье и с ней случился нервический припадок, она вдруг стала повторять, как заведенная, что-то не совсем внятное... будто бы «он предупреждал! он предупреждал!» Я осмелился задать вопрос, рассчитывая, что им смогу прервать ее истерику... дескать, «кто предупреждал?». Она мне в ответ: «Папа!»
Доктор отстранился от стола и стал сосредоточенно вытирать ладони салфеткой, ожидая нашего отклика. Мы с Варахтиным переглянулись. Надо признать, что без особой иронии.
— То есть... она имела в виду своего покойного родителя? — уточнил Варахтин.
— Можно думать по-всякому, — несколько глухо, не поднимая взгляда, ответил доктор. — Анна Всеволодовна явно не в себе. Однако она считает, что ее покойный отец едва ли не накануне являлся ее тетушке и о чем-то предупреждал. Более того, барышне чудится... чудилось, будто она сама видела его
Доктор замолк, и с минуту мы сидели в молчании.
— Занятно, — проговорил Варахтин, как бы стараясь не глядеть на меня.
— Вы считаете это занятным? — многозначительно усмехнулся доктор.
— Мы даже можем признать нечто среднее между мистикой и явным бредом, — сдерживая улыбку, признал Варахтин. — Если Анна Всеволодовна — натура нервическая, впечатлительная, то она могла бы и прозреть скорую гибель тетушки, и это, если хотите, сверхчувственное прозрение проявилось как бы видением... Почему бы и нет? Подобные феномены описаны.
«Действительно ли ее отец утонул? — признаюсь, не без удовольствия подумал я. — Неужто новый граф Монте-Кристо?»
Гулкий удар раздался в глубинах дома, и доктор вздрогнул, звонко стукнув кончиком ножа по рюмке. Правда, вздрогнули и остальные двое.
За ударом послышались столь же гулкие, мощные шаги и стали приближаться. Мы ожидали в молчании. Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел не Каменный Гость, а урядник.
— С людьми что прикажете делать? — бодро спросил он, внеся зябкий, сырой воздух.
— Боже мой! — прошептал доктор.
Оказалось, что урядник, только явившись в усадьбу, арестовал всех попавшихся тут слуг и работников и держал их под запором уже много часов кряду в другом флигеле.
Мы с Варахтиным сразу поднялись и вновь двинулись по темным пространствам дома. Урядник так грохотал сапогами по дубовому паркету, что, конечно, распугал всех призраков. Я спросил его, не вызнал ли он что до нас.
— Молчат. Глаза только лупят, — ответил урядник.
В людской томилось человек пятнадцать. Дух стоял, хоть топор вешай.
«Какой тут допрос! — подумал я, оглядев это узилище, — Или сами все скажут, или давно сговорились».
— Отпустить бы их разом до утра, — шепнул мне на ухо Варахтин. — На радостях-то лучше заговорят.
Я так и сделал, к неудовольствию урядника. И вот только первые с шумными вздохами вышли наружу, как Варахтин негромко проронил:
— И столько-то народу барыню, матушку свою, не уберегло...
Люди замерли, точно застряв в дверях. Женский пол сдавленно зарыдал, а мужеский закряхтел, кося глазами в пол.
— Чего теперь-то креститься? — исподволь напирал Варахтин. — Раньше бы — да за здоровье... Неужто никто ничего не видел и сказать не может?
Из всех рыданий и вздохов выяснили только, что «дождь так и лил» и все дома сидели.
«Может, сама покойница всех дома усадила, вроде урядника, — подумалось мне. — Что если у нее там был секрет?.. Встреча с кем-то... Чтобы никто ее не видел. Тогда прав Варахтин. Убийство».
— А кто покойного барина знал? — задал новый вопрос Варахтин.