Дело прошлое
Шрифт:
Хотя начальство, понятно, забегало. Небось, производственная травма. Контузия даже. Небось, в свете требований охраны труда — ого! Напихали Павлу полные карманы всяких таблеток, долго и нудно уговаривали не обращаться в лечебное учреждение, хотя мужик и сам не собирался никуда обращаться, домой, как министра, на самосвале привезли. Прямо к калитке. Да на прощанье — опять: ты де, Пал Иваныч, на работу не ходи, пока капитально не оклемаешься, ни о чём не беспокойся, мы тебе восьмёрки в табеле так просто будем ставить.
Кто-то, особенно непьющий и, стало быть,
И вскоре счастливый несчастный случай начисто забылся, опять мысли насчёт скорой пенсии стали большую часть времени занимать: сколько начислят да попросят ли ещё потрудиться или сразу прогонят с подобающими, давно отработанными церемониями. Но однажды, проснувшись утром, Паша заметил вдруг, что Клавдия тоже с открытыми глазами рядом лежит, при этом загадочно улыбаясь.
— Ты чо, Клав, лыбишься?
— Сон привиделся… Чудной такой…
— Будто с молодым мужиком кувыркаешься?
— Дурак старый! Тебя видела. Будто ты совсем плешивый, однако с большой белой бородой и в рубахе до полу. Ну, будто в моей ночнушке. Только тоже белой, каких у меня отродясь не бывало… И вроде говоришь: «Вот ты, Клава, спишь себе, спишь, а наши курицы у соседей несутся…» И я проснулась. А что, думаю, действительно ведь маловато яичек выходит. Щупать надо кур-то, а мы не щупаем, деликатничаем.
Тут Клавдия резко с кровати — прыг. И давай к соседке собираться. И как её муж ни отговаривал, мол, стыдно на людей наезжать с бухты-барахты — куда там!
— Да иди, иди, лезь — ищи! — не особо сопротивлялась соседка, у которой своих кур вообще не было.
И через несколько минут Клавдия уже домой вернулась, победно сияя всем широким лицом. А в переднике, верно, белело десятка полтора яичек. Негодных уже, запаренных. Это одна жаждущая стать матерью птица самовольно устроила у соседей гнездо. То-то она квохтала!
— Нашла! На повети! Вот так сон!
— Нашла и нашла — зачем зорить-то? Пусть бы — цыпушки… — заворчал для порядка Павел, а сам при этом подумал: «Ерунда! Совпадение. Бывает».
Потом два ли, три ли дня ещё миновало, вновь Клавдия увидела во сне мужа и опять в обмундировании то ли святого, то ли пациента умственной больницы. «Пойди в ларёк, — наказывал кажущийся Павел, — и скупи все, сколько ни есть, лотерейные билеты». И хотя Клава даже на сдачу никогда их не брала, — вот ведь надо ж болтать, будто народ наш поголовно до халявы патологически падок — отправилась утром к ларьку. И двигало женщиной исключительно здоровое любопытство, научный, можно сказать, интерес, потому что если бы билетов много было, она б ни за что не купила ни одного, а их было всего-то восемь, и она сравнительно легко решилась на эксперимент.
И незамедлительно покаялась мужу в растрате. Хотела смолчать, но не смогла. Не было у них в заводе такого, чтобы друг от дружки скрытничать. Само собой, рачительный хозяин хозяйку за такое дело не похвалил. А когда пришла таблица — оба ахнули. Мотороллер выпал! И так этот мотороллер пришёлся по душе да по росту Павлу Ивановичу, что он, как пацан-подросток, готов был вовсе с него не слезать. И не слезал бы, кабы не всякие докуки…
Потом на работе дело было. Павел вдруг заметил, что его в момент непосредственного труда внимательно разглядывает сам директор. «Вот оно! — мгновенно сообразил Пашка и вспотел сразу. — Решает! Сразу меня выгнать, как срок подойдёт, или дать малость скопить на будущее пенсионное нищенство?» Засуетился мужик, хотя, вообще-то, всегда, а не только на глазах у начальства, достаточно добросовестно пахал, даже несмотря на скопившуюся возрастную усталость. А директор резко развернулся и ушёл прочь.
Паша после этого переживал, конечно. Откуда ему было знать, что он накануне во сне аж до своего неприступного шефа добрался. И такого ему насоветовал в свете радикальной экономической реформы, что сравнительно совестливому советскому хозяйственнику стреляться впору…
Скоро о новоявленном феномене узнал весь посёлок. Люди, отвыкая стремительно от директивного некогда атеизма, с каждым днём всё более верили во всякую хрень, и уж, конечно, никто б не отказался от дармового мотороллера. Вот и лезли с дурацкими заказами. Мол, присни-каты мне, земеля, либо даже высни, если удобней тебе…
И всё трудней было Павлу отбиваться от мракобесов этих, всё острее ощущал он потребность хоть в каком-нибудь теоретическом обосновании происходящего. Ведь будь такое обоснование, он, может, даже позволил бы себе шире и осознанней применять свою способность на благо народа, а так — будто нечестно поступать по отношению к самой Истине…
К кому в посёлке обратиться? Да только к школьному учителю физики-информатики Пантелею Анатольевичу. Чтобы он, значит, провёл чистый эксперимент и обосновал, базируясь на самых последних достижениях.
— Противоречит элементарным принципам детерминизма! — с ходу сориентировался в поставленной задаче Пантелей Анатольевич, однако личный повод для чистого эксперимента у него имелся-таки. — Но если вы настаиваете… Тогда приснитесь мне в нынешнюю же ночь и скажите, кто вытащил у меня из нагрудного кармана двенадцать рублей, когда в день получки я задумчиво сидел на лавочке в сквере. Приснитесь и скажите без обиняков. Вот.
И Паше пришлось согласиться. «Назвался груздём…», как говорится. Хотя понятия так и не имел, какие психофизические процессы и как следует в себе возбудить, чтобы присниться тому, а не другому. Да ещё в обусловленное время. А уж о пророчествах и тем более. Но согласился, полагая, что всё получится само собой. Как и в прошлые разы.