Дело Томмазо Кампанелла
Шрифт:
– Да ну!.. Все это какая-то ерунда!.. Вы несете какую-то чушь!.. – с разочарованием в голосе сказал другой, просто слушавший курсант. – Бытовую технику меняли каждый год!.. Мебель меняли чуть ли не через день!.. Да по моим подсчетам… Я как-то заинтересовался этим вопросом и все разведал… Средний человек покупает мебель один-два раза в жизни… Ну как это бывает: живет со старой мебелью, потом она ему осточертеет, омерзеет так, что сил нет, выкинет он ее наконец, купит новую – и так и живет с этой новой, которая вскорости станет старой – до пенсии… А на пенсии уже никто новой мебели не покупает… Какая старичкам новая мебель?!. Им не до этого. На жратву и таблетки хватило бы!.. И потом уже все по новой: его «новая» мебель так осточертеет его потомкам, что выкинут они ее и купят новую. И живут с этой «новой» до пенсии… А потом и их потомки, соответственно…
– Школьник Томмазо Кампанелла, когда я его последний раз видела, был обут в новенькие кожаные ботиночки с красивыми серебристыми пряжками, сверкавшими на солнце. Да и сами ботиночки были начищены до блеска, – продолжала восхищаться внешним видом Томмазо Кампанелла тетушка, которой внешний вид школьника Томмазо Кампанелла казался моментом гораздо более важным, чем новизна мебели, бытовой техники и райончика, составлявших антураж его жизни. – На нем были новенькие джинсишки, которые ему очень шли. Кофточка, рубашечка были чуть ли не только тем утром, когда я видела Томмазо Кампанелла, в магазине куплены и перед одеванием из пакетов фирменных распечатанные!.. Вот как!.. Вообще школьник Томмазо Кампанелла был очень нарядный…
– Да, Томмазо Кампанелла был очень нарядный и блестящий школьник!.. – подтвердил друг курсанта Вася. – Так и возникает этот образ при упоминании школьника Томмазо Кампанелла: блестящие ботиночки с красивыми серебристыми пряжками, новенькие джинсики, чистая рубашечка и нарядная кофточка, только-только распечатанная из фабричной упаковки… Но не только это важно… Важно еще и то… – он, видимо, опять хотел перейти к антуражам, окружавшим школьника Томмазо Кампанелла, но тетушка его вновь перебила:
– Он был чрезвычайно красивым ребенком!.. Очень изнеженным и красивым ребенком!.. Чувствительным и хрупким!.. Эдакий настоящий «фарфоровый мальчик»!.. Да-да, школьник Томмазо Кампанелла был чрезвычайно красивым ребенком!.. Чрезвычайно красивым ребенком, еще не успевшим состариться!..
– Но в том райончике, где жил Томмазо Кампанелла, все было очень новенькое, а вернее – еще не успевшее состариться… – отметил друг курсанта-хориновца Вася, упорно придерживавшийся выбранной темы.
– Рамы… Рамы в квартире и во всем доме… Оконные рамы были новенькие, чистым белым цветом сверкавшие!.. – добавил он. – Все в домах было новенькое, неиспачканное, не затертое, современное, модное, в ногу со временем…
– Да-а-а!.. – протянул часовой в тулупе и с повязкой на рукаве, стоявший рядом. – Ну и картина вырисовывается – все кругом новое: рамы новые, шторы новые, кастрюли новые, блестящие, дома – только-только выстроены, мебелишка – едва-едва из магазина, интерьеры – после ремонта и по последней моде, сам весь нарядный!.. Все-все-все новое!.. Честно говоря, мне не очень нравятся такие места, где все-все новое… Уюта маловато!.. Старое – оно, конечно, старое, но в старом – уюта больше… Вот что я вам скажу: этот ваш Томмазо Кампанелла должен был страдать от отсутствия уюта!.. Честно говоря, я бы ему посоветовал перебраться в такое место, где больше уюта… Иначе он станет очень страдать!.. Новое, конечно, блестит, но уюта – недостаточно!.. Как-то слишком это безжизненно – все новое!..
– А зачем ему твой уют, если у него кругом все новое и блестящее?!.. Новое и блестящее – это гораздо лучше, чем уютное!.. – возразил ему второй курсант. – А потом, кто сказал, что новое не может быть уютным?!..
– Та-ак!.. Погодите!.. – проговорил курсант-хориновец, естественно, тоже игравший роль. – Я что-то никак не припомню, где же я жил-то?!.. Где я, Томмазо Кампанелла, жил-то раньше?..
– Да как, где жил?!.. Ты же жил в том самом месте, которое потом было нарисовано на фотообоях, наклеенных на стену комнаты психологической разгрузки в чреве атомной подводной лодки… – ответил Вася, которому курсант-хориновец как раз перед этим передал в руки широкий блокнот, в котором и были записаны эти роли, чтобы тому удобнее было читать свою…
– Да неужели?.. Очень интересно!.. Особенно интересно, если учесть место, в котором мы сейчас находимся, – «Психологическая лаборатория» межгалактического корабля… Что же там было?!.. – спросил курсант-хориновец, он же, по канве этого импровизированного спектакля, Томмазо Кампанелла.
– Там были новенькие, недавно построенные дома, ровесником которых ты был, Томмазо Кампанелла. Они стояли едва ли не посреди огромного лесного массива… И этот лесной массив, эти своеобразные легкие постоянно поглощали грязный городской воздух, выдавая назад чистый, освеженный… Домов в райончике было немного, так что и людей по окрестностям бродило не так уж и много, место было нелюдное, нешумное, эдакий санаторий для больных с расстроенной нервной системой.
– Эх!.. Мне бы в такой райончик!.. – заметил второй, просто слушавший курсант. – Хотел бы я оказаться на месте этого Томмазо Кампанелла!.. Сам весь нарядный, в новых ботинках с пряжками, квартира – блестит после ремонта… Я бы подружек туда водил!.. То-то бы они поражались!..
– Исключено!.. Я не мог жить в таком райончике, – проговорил «Томмазо Кампанелла». – Потому, что такие райончики могут находиться лишь на городской окраине. А я ненавижу окраину. Спальные районы – приезжать туда только для того, чтобы спать?!. Спать, и больше ничего?!. Какие события могут происходить в спальне?!. Только какие-нибудь бессмысленные семейные скандалы!.. Не-ет, я не мог жить в таком райончике, я не мог любить такой райончик… Спальный район, окраина – бесконечное множество одинаковых типовых домов, прямые линии, ряды одинаковых окон, за которыми – одинаковая, неинтересная, нищая жизнь… Она меня всегда угнетала!.. Я не мог долго переносить такую жизнь без того, чтобы не расклеиться полностью и не заболеть… Нет, исключено!.. Я не мог там жить!.. Тем более, что, похоже, это был действительно я – новенькие джинсы, ботинки из хорошей кожи с пряжками, свитер (тоже новый), рубашка… Нет, рубашку не помню!.. Я действительно предпочитаю новые вещи… Они нарядней смотрятся. Даже хорошая, дорогая вещь, если она немного заношена, – это уже не то!..
– Да!.. Я тоже так считаю!.. Я прямо чувствую, я девушкам больше нравлюсь, если на мне новые вещи!.. – воскликнул второй курсант.
«Томмазо Кампанелла» продолжал:
– Чтобы вещь смотрелась нарядной, она должна быть абсолютно новая… Старые вещи – это старость, болезнь, безвестность, угасание… В старых вещах есть что-то нечистоплотное… Бр-р-р!.. Нет, я действительно предпочитаю новые вещи всем остальным… Да, это был я!.. Как он назывался, этот район?!. Ты знаешь название?.. – спросил он у Васи.
– Черт его знает!.. Честно говоря, я не знаю названия… Вернее, знал, но забыл… Да и имеет ли это какое-то значение!?. Может быть, это было Анино, или Зюзино, или Теплый Стан, или Химки-Ховрино, или Бутово, или Черемушки, или какое-нибудь Северо-Западное Чертаново, или Южное Новогиреево, или Центральный Юго-Запад – бог его знает, где есть такие райончики!..
– Не-ет!.. Я эти районы знаю. Там такого нет!.. – проговорил второй курсант, который только что просто слушал. – Не надо клеветать на хорошие спальные районы!.. Там погано, но спать там – можно. И это – главное. Это, а не что-либо другое, является важным!.. Они не так уж и новы, но спать там можно!.. Чего уж так гнаться за новизной?!. Хотя я тоже предпочитаю новые вещи всем остальным… Не думайте, что я глупее… Но вещи – это вещи, а район – это район…