Дело Томмазо Кампанелла
Шрифт:
– Послушайте, вы что, отказываетесь платить?
– Нет, с чего вы взяли? Я заплачу, – как ни в чем не бывало ответил Совиньи.
– Но вы же не пьете! – не успокоился сын хозяина шашлычной.
– Ну и что? – все так же, как ни в чем не бывало ответил Совиньи вопросом на вопрос.
– Ну как это – что? Берете бутылку и не пьете. Зачем вы ее взяли? – сыну хозяина Совиньи явно не нравился, и он явно искал повода выпроводить его со скандалом за дверь.
– Ну просто… – проговорив это, Совиньи вновь отвернулся и принялся со скучающим видом рассматривать посетителей шашлычной.
– Как это просто?! – еще больше раздражался сын хозяина.
– Послушайте, вам-то какое дело? Я заказываю бутылку. Я за нее плачу. А что я с ней буду делать – это уже мое дело, – холодно проговорил Совиньи не поворачивая головы в сторону собеседника.
– Вам что, вино не нравится? – чувствовалось, что от самых решительных действий сына хозяина шашлычной отделяет самая малость. Мальчишка-официант, стоявший чуть поодаль и не решавшийся подойти ближе, с интересом прислушивался к разговору.
– Почему, нравится… – наконец-то Совиньи повернулся к сыну хозяина и посмотрел на него с любопытством. Мол, что это за странный такой тип, который пристает с глупыми разговорами?
– Вы пить будете? – немного более спокойно, чем он говорил прежде, спросил сын хозяина шашлычной.
– Нет, – ответил Совиньи и немедленно продолжил. – Слушайте, вы что, думаете я не заплачу? Сколько стоит этот ужин – долларов тридцать? Вот вам сто долларов, как залог… Чтобы вы не волновались, – все это Совиньи проговорил совершенно спокойно, даже надменно. И тут же вынул из внутреннего кармана пиджака и положил на стол стодолларовую банкноту.
– Вы почему к официанту пристаете? Грубите… Вам что, милицию вызвать?! – чувствовалось, что все это сын хозяина шашлычной проговорил больше для порядка. Деньги со стола он не взял.
– Ну вызови… Я не пристаю ни к какому официанту. Просто угостить его хотел, – лениво проговорил Совиньи и вновь отвернулся.
– Не надо! – зло воскликнул сын хозяина шашлычной.
– Не надо, так не буду… – тихо сказал Совиньи и кротким взором посмотрел на собеседника.
Тот развернулся и ушел. А Совиньи тотчас подозвал к себе мальчишку-официанта, поманив его пальцем:
– Вот что, любезный, принеси мне еще плов из баранины, да побольше в тарелку положи, еще принеси сока гранатового и какой-нибудь соус поострее. Да живо!
Стодолларовая банкнота продолжала лежать на скатерти на краю стола.
Мальчишка-официант, полагая, что все трудности улажены, убежал исполнять заказ и очень скоро прибежал обратно, но уже с блюдом плова, соком и соусником. Стодолларовой бумажки к этому времени на столе уже не было. Поставив кушанья перед Совиньи, мальчишка-официант в смятении удалился.
Последовавшие за этим минут десять Совиньи просидел, задумчиво глядя куда-то себе под ноги и по-прежнему не притрагиваясь к еде.
Из двери, что вела на кухню, вновь появился сын хозяина шашлычной и подошел к Совиньи.
– Вы почему ничего не едите? Вам еда не нравится? – спросил он совершенно спокойно.
– Послушайте, уважаемый, вам чего надо? – на этот раз Совиньи говорил раздраженным голосом. – Я вам практически за ужин уже заплатил. Даже переплатил. А ем я или не ем – это мое дело!
Проговорив это, Совиньи скрестил руки на груди и уставился на сына хозяина шашлычной.
– Слушайте, вы что отсюда не хотите целым и невредимым уйти?.. – прищурившись, но опять-таки очень спокойно проговорил тот.
– Вот как! Вы мне угрожаете? – тоже спокойно спросил Совиньи. – Я бы вам не советовал…
– Вы что, псих? – с искренним удивлением спросил сын хозяина.
– Послушайте, можно мне мои сто долларов вернуть? Я ничего не трогал! – сказал Совиньи раздраженно. – Я просто хотел посмотреть, что у вас тут приносят. Большие ли порции или как?..
– Что ты хотел?! Повтори! – вскричал сын хозяина, при том, что он все четко расслышал.
Закричал и Совиньи:
– Ты знаешь, кто я такой?! Я – сын Жоры-Людоеда!.. Запиши этот ужин на его счет! Посмотри на меня, неужели не признаешь?! Разуй свои глаза, образина!
– Сын Жоры-Людоеда?! – сын хозяина явно стушевался.
– Здравствуй, сынок! – громко сказал Жора-Людоед, выходя из нишки в общий зал.
– Здравствуй, отец, – спокойно ответил на приветствие Совиньи, нисколько не удивившись такому повороту событий.
– Он мне не сын. Он врет, – тут же сказал Жора-Людоед сыну хозяина шашлычной.
– Сын! – твердо повторил Совиньи.
При сравнении возраста обоих сразу возникали огромные сомнения в том, что один может быть сыном другого.
– Жора-Людоед здесь! – воскликнул кто-то в зале с восхищением и ужасом.
– Кто же твоя мамаша, а? – хрипло спросил Жора-Людоед. В голосе его звучала ненависть. – Знаешь ли ты, что мне, как вору, семью иметь не положено?.. Кто же твоя мамаша?
Тут впервые стало заметно, что Совиньи очень трусит. Губы его задрожали:
– Мамаша моя – болела очень долго, Как ты исчез, так на нее столбняк начал находить. Так она в столбняке и сидела, пока не померла. А я долго лечился, по больницам скитался, а потом стал совсем инвалидом.
– От чего же ты лечился? – Жора-Людоед сделал глубокий вдох.
– Лечился я от странной тоски. Тоски, которая так меня доканывала, что я чуть было вором не сделался. Но братья единоутробные удержали! Братья, которые у моей мамаши от других отцов, не от тебя, родились. Я тебя искал, но найти не мог…