Дело всей жизни
Шрифт:
После 7 марта обстановка на левом крыле Воронежского фронта продолжала ухудшаться. В ночь на 10 марта у меня состоялся обстоятельный разговор по телефону с Верховным Главнокомандующим. Мы обсудили, что должна предпринять Ставка, чтобы немедленно и серьезно усилить курско-белгородско-харьковское направление. Решили срочно перебросить сюда две общевойсковые и одну танковую армии. В директиве Ставки, адресованной командующему Центральным фронтом К.К. Рокоссовскому, мне и командующему Воронежским фронтом Ф.И. Голикову, говорилось:
«Выход южной группы противника севернее Харькова в район Казачья Лопань создает тяжелое положение для Воронежского фронта и несет угрозу разрушения тылов всего Центрального фронта. Противник имеет намерения выйти в сторону Белгорода, прорваться к Курску и соединиться с орловской группой немецких войск для выхода в тыл Центральному
48
1-я танковая армия по директиве Ставки формировалась в феврале 1943 года для резерва Ставки на базе управления 29-й армии с использованием 3-го механизированного корпуса из состава Калининского фронта и 6-го танкового корпуса из состава Западного фронта. Командующим армией был назначен генерал-лейтенант танковых войск М.Е. Катуков.
49
ЦАМО РФ, ф. 132-А, оп. 2642, д. 34, л. 87–88.
Находившемуся в то время в Курске в качестве представителя Ставки заместителю начальника Генерального штаба А.И. Антонову было приказано принять все меры для быстрейшего выдвижения на реку Псел 21-й армии генерал-лейтенанта И.М. Чистякова. Армия должна была прочно держать этот рубеж, прикрыть Курск с юга и обеспечить развертывание прибывавшей сюда из резерва Ставки 1-й танковой армии. Ставкой дано также указание срочно перебросить в распоряжение командования Воронежским фронтом 64-ю армию генерал-лейтенанта М.С. Шумилова, находившуюся в ее резерве в районе Сталинграда. Войска Воронежского фронта продолжали упорно отстаивать подступы к Харькову, но сами своими сравнительно слабыми силами не смогли сдержать танковый напор фашистов и вынуждены были 15 марта оставить город. Под Белгородом основной удар врага пришелся по крайне ослабленной 69-й армии генерал-лейтенанта М.И. Казакова. С юга наступал танковый корпус СС, с запада — армейский корпус. Фашисты непрерывно бомбили Белгород. 18 марта враг, прорвавшись с юга, овладел городом. Командование Воронежского фронта и я покинули его ранним утром и переехали в район Обояни.
Хотелось бы заметить, что даже при всей неожиданности вражеского контрнаступления наш отход не носил на себе следов растерянности и сумятицы. Ни порядок, ни руководство войсками не нарушались, хотя все тяжело расставались со столь дорогими нашему сердцу городами и районами. Мы верили, что скоро они вновь станут свободными. На это была направлена напряженная работа Ставки и Генштаба. По распоряжению Верховного Главнокомандующего к нам прибыл Г.К. Жуков, которому поручалось вместе со мной и командующими фронтами разработать и представить в Ставку соображения по плану дальнейших действий на этом направлении.
19 марта мы с Георгием Константиновичем докладывали Верховному Главнокомандующему о том, что все наше внимание нацелено на то, чтобы остановить продвижение противника из Белгорода на север и северо-восток. Для этой цели мы организовали прочную оборону по Северскому Донцу и далее через Гостищево, Быковку, Дмитриевку, Красную Яругу и Краснополье, прикрывая преимущественно направления на Обоянь и Корочу. 69-ю армию М.И. Казакова с танковым корпусом В.М. Баданова мы отводили на восточный берег Северского Донца; 21-ю армию И.М. Чистякова усиливали прибывавшими полками самоходной артиллерии; танковый корпус И.А. Вовченко выводили непосредственно севернее и северо-западнее Белгорода, чтобы прикрыть дорогу на Обоянь и Тамаровку; 40-ю армию К.С. Москаленко отводили на рубеж Дмитриевки, Красной Яруги в стык 21-й армии И.М. Чистякова и 38-й Н.Е. Чибисова, а сами выехали в войска, чтобы уточнить положение в районе Белгорода и помочь организовать там оборону.
От А.И. Антонова, находившегося в Курске, мне было известно, что 21-я армия 17 марта вышла к Ольховатке, а в Курске 18 марта уже находилась 1-я танковая армия. К 23 марта после того, как 64-я (7-я гв.) армия вышла к Северскому Донцу, встав между 69-й и 3-й танковой армиями, а 21-я армия организовала прочную оборону на рубеже 25–30 км севернее Белгорода, линия фронта в районе Обояни стабилизировалась. Попытки немцев развить здесь наступление успеха не имели, и Воронежский фронт перешел к жесткой обороне.
22 марта я получил разрешение вернуться в Москву. Вслед за мною и по моей просьбе было разрешено прибыть в Москву А.И. Антонову. Вскоре мне довелось представить Алексея Иннокентьевича Верховному Главнокомандующему. Теперь мы почти ежедневно вместе посещали Ставку.
На фронте в те дни произошло некоторое перемещение:
Н.Ф. Ватутин был назначен командующим Воронежским фронтом вместо Ф.И. Голикова, отозванного в распоряжение Ставки.
Командующим Юго-Западным фронтом вместо Н.Ф. Ватутина стал Р.Я. Малиновский, а вместо него на Южный фронт был выдвинут командарм-57 Ф.И. Толбухин. Забегая вперед, скажу, что последний вполне оправдал оказанное ему доверие. Он отлично командовал позднее 3-м Украинским фронтом во время освобождения Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. После войны Маршал Советского Союза Толбухин руководил ответственными участками обороны страны, чуть ли не до своей безвременной кончины внося заметную лепту в наше общее дело…
Красная Армия, временно перейдя к обороне, сохранила за собой инициативу. На советско-германском фронте наступило весеннее затишье. Лишь на Кубани продолжались ожесточенные сражения за завоевание господства в воздухе. В центре же, вокруг Курска, образовалась своеобразная дуга, обращенная в сторону противника. С севера над ней нависал находившийся в руках противника Орловский выступ. С юга линия фронта тянулась примерно по белгородской параллели. А западный конец дуги шел чуть восточнее Севска, Рыльска и города Сумы. Внутри огромной дуги и близ нее стояли в напряженном ожидании наши десять общевойсковых, две танковые и две воздушные армии Центрального и Воронежского фронтов.
Стратегическая пауза в течение апреля — июня 1943 года была использована обеими воюющими сторонами для выработки новых стратегических решений и подготовки к летним активным действиям. Неудача весеннего контрнаступления, в ходе которого немцы добились ограниченных успехов, не отрезвила руководителей вермахта. Жажда реванша, стремление во что бы то ни стало восстановить пошатнувшийся престиж немецко-фашистской армии толкали гитлеровцев на очередные авантюры. Они не хотели считаться с тем, что обстановка на фронтах Второй мировой войны складывается для Германии все более неблагоприятно. Крупные поражения на востоке ускоряли начавшийся процесс распада фашистской коалиции. Во время наступления наших войск зимой 1943 года было разгромлено 100 вражеских дивизий (около 40 % всех их соединений). Только по сухопутным войскам с июля 1942 года по июнь 1943 года, по данным генштаба сухопутных сил Германии, враг потерял 1 млн. 135 тыс. человек. Кроме того, события на советско-германском фронте способствовали тому, что англоамериканские войска повели в Тунисе активные действия.
По-прежнему главную тяжесть борьбы несли на себе Вооруженные Силы СССР. В марте 1943 года на востоке находилось более 70 % всех войск вермахта (194 дивизии из 273), совместно с немецко-фашистскими войсками действовали 19 дивизий и 2 бригады союзников Германии. Характерно, что в состав сухопутных войск гитлеровское командование вынуждено было включить значительную часть авиаполевых, охранных, резервных и «иностранных» дивизий, боеспособность которых резко снизилась. Упали боевой дух и выучка даже танковых дивизий, о чем довольно выразительно писал в своем докладе от 9 марта 1943 года генерал-инспектор бронетанковых войск Германии Гудериан: «К сожалению, в настоящее время у нас нет уже ни одной полностью боеспособной дивизии». Однако имевшихся у фашистов сил было достаточно, чтобы продолжать войну и осуществить крупные наступательные операции. И когда перед гитлеровцами встала задача выработать дальнейшую стратегическую линию ведения войны и конкретный план военных действий на лето 1943 года, решить этот сложный вопрос они смогли не сразу. Среди генералитета вермахта не было не только единства мнений, но и вообще возникли серьезные разногласия.