Дело второе: Браватта
Шрифт:
— Шлюха, купеческая дочь, торговка с рынка, дворянка и мадам с Пыльника. — проговорил Ипий. — Тебе не кажется, что наш убийца пошел на второй круг? И следующей будет кто-то из купеческого сословия?
— Я вообще не вижу никакой системы! — зло бросил Роберто. — И чем дальше все это заходит, тем меньше я понимаю! Должна быть система! Должна! Тит Красный…
— Ох, только не начинай, Роберто!
— Тит Красный, — упрямо продолжил молодой инквизитор, игнорируя реплику напарника. — Изучал буйных сумасшедших во многих лечебных и монастырских приютах по всей бывшей империи. И вывел, что при
— Твой Тит Красный — книжный червь и теоретик! — устало возразил Ипий, тоном демонстрируя, что ему уже до крайности надоели разговоры на эту тему.
— Тит Красный — единственный исследователь, который смог собрать и систематизировать знания, которые различные следователи, дознаватели и инквизиторы считали своим жизненным опытом или лично разработанным методом поиска преступника! Его работы!..
— Хватит! — резким тоном, подобным тому, каким отец останавливает разыгравшегося ребенка, сказал Ипий. — Здесь не место для подобных споров! Святые пророки! Ты инквизитор или студиозус? Развел диспут на пустом месте, начитанностью свое кичишься! Попроще будь, Роберто! Мне известно, что ты умный, а ей — все равно уже!
Тот вспыхнул, как девица, которой гвардеец сделал непристойное предложение, и опустил голову.
“Вот почему я не могу сам остановиться?! Вечно ставлю себя в глупое положение!”
— Расскажи, что уже успел узнать и сделать. — словно бы предыдущей фразы и всего этого спора о Тите Красном не было, проговорил старший инквизитор. — Чтобы мне не дублировать твои распоряжения красноголовым.
Роберто кивнул и сжато поведал напарнику о своих распоряжениях (довольно стандартных — оцепление места преступления, опрос соседей, поиск следов) и умозаключениях.
— Телега? Хм! Может быть! А может быть, не телега, а? Может, карета?
— Карета? — молодой инквизитор округлил глаза. Тут же одернул себя — такое проявление удивления делало его лицо еще более детским и глупым, чем обычно. — Ты хочешь сказать, что убийца — аристократ?!
— Почему нет? Карета закрыта, внутрь стражники заглядывать не станут, если совсем из ума не выжили. И потом — именно у благородного сословия, и гораздо чаще чем у других, появляются такие забавы. Ну, ты понимаешь — браки между близкой родней, вырождение и так далее.
— Это… — Роберто задумался на секунду, кивнул. — Это очень возможно…
— Вот и я говорю! Как версия — вполне себе! Но чтобы ее нормально проработать, нам нужно поговорить с начальством.
На этой фразе Ипий помрачнел. Роберто знал, что с кансильером судебной инквизиции Джованни Торре отношения у того были весьма сложные. С одной стороны, старика (кансильеру уже было хорошо за шестьдесят) Ипий уважал как профессионала, сумевшего из разнородного людского материала построить вполне работоспособную структуру всего за несколько месяцев. А ведь многие считали, что невозможно заставить работать вместе, именно как команду, бывших дознавателей городской стражи, кондотьеров, бретеров и аристократов, пусть бы и низкородных
Ну а с другой стороны, кансильер Торре, к слову сказать, опоясанный рыцарь, произведенный в титул из низкого сословия, был человеком едким, как негашёная известь, и злопамятным, словно старая дева. И имел, в дополнение ко всему вышеперечисленному характер и манеры армейского сержанта, хотя и покончил с армейской службой в звании капитана. Ипия он невзлюбил сразу же за манеру того брать под опеку молодых инквизиторов. И наградил прозвищем “Папочка”, прилипшим быстро и намертво. Что, разумеется, любви со стороны старшего инквизитора ему не прибавило.
Роберто же кансильера просто боялся. Но понимал, что без разговора и, соответственно, разрешения с его стороны, браться за изучения “дворянского следа” не стоит.
Ипий покивал каким-то своим мыслям и довольно улыбнулся. Вероятно, ему пришло в голову, что Торре придётся ужом под каблуком крутиться, если он даст разрешение на допросы благородного сословия. Все эти обиды аристократов, вся эта оскорбленная честь! И все на его седую голову!
Мелочная бытовая месть, а душу старшему инквизитору согрела, несмотря на холод в городе и неважное начало дня в виде очередной жертвы Лунного волка.
— Ладно! — сказал он, приободрившись. — Давай здесь со всем заканчивать, а потом ты с телом на ледник — вскрытие проводить и отчет писать, а я к начальству.
Роберто посмотрел на своего старшего товарища тоскливым взглядом, но вслух ничего не сказал.
***
Спустя час, стоя перед столом кансильера судебной инквизиции Ипий Торуго уже не радовался, что его голову посетила идея с каретой. То есть — идея-то была отличной, но…
— То есть ты считаешь, что этим Лунным волком, палаш ему в глотку, может быть, кто-то из дворян?
Скрипучий, но все еще громкий и хорошо поставленный командирский голос Джованни Торре, дрожи у Ипия не вызывал — не мальчик! Но заставлял, все же, довольно критически рассматривать свою версию и что особенно неприятно, находить в ней дыры размером с кулак.
— Да, супремо[13].
— А может и не быть, верно?
— Да, супремо.
— И опираясь на эту блестящую догадку, сынок, ты хочешь, чтобы я дал тебе добро на допрос дворян?
“Какой я тебе, к демонам, сынок!”
— Нет, супремо.
— А чего же ты хочешь, Торуго?
— Разрешения проработать этот след, супремо. Просто выяснить — может такое быть или нет.
— И как ты намерен это выяснить?
— Ну, для начала я опрошу ночную смену стражи. Узнаю, не видел ли кто из них карету неподалеку от места преступления.
— А если кто-то видел карету?
Старик сидел за столом, нахохлившийся как старая птица. Плечи его были укутаны двумя или тремя пледами, но он, судя по всему, все равно мерз — замок Иверино, в котором располагалось ведомство, вообще был местом холодным, а уж приморской зимой — особенно. Морщинистое лицо кансильера судебной инквизиции было обращено к Ипию и на нем застыло выражение доброжелательного внимания. Что инквизитора совершенно не обманывало. Он знал, что облик доброго дедушки — не более чем маскировка хищника, скрадывающего жертву.