Деловая письменность Приенисейской Сибири XVII в. как источник региональной исторической лексикографии
Шрифт:
– Пусть говорит… – Тем более, что отец подначивает. Не знаю, зачем ему нужен этот акт мазохизма, но я вдруг ловлю себя на том, что разучилась быть покорной.
Мамины пальцы разжимаются, я слежу, как опускается рука. Потом возвращаюсь к папиному лицу.
– Это ты говори, что хочешь сказать… – киваю подбородком, «давая разрешение». Его это задевает. Скулы становятся каменными. Челюсти сжимаются. Ноздри раздуваются.
Ничем хорошим это не закончится.
– Твоего брата избили. Из-за упрямства твоего мужа.
– Которого выбрал мне
Я повторяю, папа злится сильнее.
– Ты каждый день сюда таскаешься. – Сердце в клочья. Таскаюсь. Ясно. – Совесть свою очищаешь?
– Мне больше не приходить? – Не отвожу взгляд. Не слышу ответ. Только мамино со стороны:
– Прекратите, молю вас. Прекратите…
– Из-за твоего мужа наше честное имя полощут. Я, как шавка, бегаю по людям, прошу, стелюсь, прогибаюсь… – Звучит правда унизительно. Я может даже прониклась бы, но сейчас меня тошнит от другого.
– То есть это всё должен был делать Айдар? Ты решил, что подложишь под прокурора дочь, а потом будешь пользоваться преференциями? По твоему плану он должен был по щелчку пальцев исполнять твои прихоти? А тебе была вообще разница, как противно будет мне? Наверное, дочка оказалась не очень, раз бегать за тебя никто не хочет…
Мне настолько больно и мерзко, что я этого даже не чувствую. Развожу руками, произнося ужасные вещи. Делаю вид, что я на самом деле настолько цинична.
– Все вокруг знаю, что наш Бекир – заложник ситуации. Что один звонок, – в воздух взлетает указательный палец отца. – Одна уступка – и он будет на свободе. Но нет. Вместо того, чтобы снизойти, чтобы выполнить просьбу старшего, чтобы проявить уважение, твой щенок…
– Не смей так Айдара называть.
В ответ на мою просьбу – грязная ругань. Я вижу, как на висках вздымаются вены. Отец уже не молодой. Ему нельзя так волноваться. Нам нельзя уничтожать всё под основания. Аллах этого не хотел бы. Но я не могу остановиться. И папа останавливаться тоже не хочет.
– Я еду к сыну. Меня не пускают. Я несусь к твоему мужу. Как дворняга мечусь. Везде пинают. Таков обычай, Айлин. Он брал тебя в жены, зная, что обязан меня уважать. Но он даже встречаться со мной не хочет. Я еду на поклон к собственному зятю, а он… Говорит, что я могу записаться на следующую неделю, а по Бекиру он уже сказал, что мне нужно делать…
Папа плюет слова. Меня обжигает стыд, уже даже не боль, а натуральные физические страдания. Каждая клеточка болит. Желудок печет.
– Ну так делай, раз сказал. Думала, ты понимаешь… – Я говорю, смотря в глаза отца. Это уже не нужно. Нужно взять сумку и молча уйти, но я не могу сдержаться. – Иногда всем приходится пройти через унижение. Ради близких – можно. Или только я должна?
Ответ на свой вопрос я не жду. Даже пощечина не пугает. Я не чувствую боли. Только голова разворачивается и слышу звуки. У папы получилось звонко.
У мамы вскрикнуть – тоже.
Вот теперь беру сумку, отодвигаю отца и иду. На какое-то время глохну и слепну. Не хочу помнить всю жизнь, как вслед кричала мама.
_____________________
Завтра выходной, следующая глава выйдет в четверг) Комментарии пока будут закрыты)
Глава 41
Глава 41
Айлин
Внутри пусто. Вокруг тихо. Я сижу за столом, извращенно наслаждаясь темнотой и одиночеством.
Рядом со мной стоит бокал. Я впервые в жизни сама откупорила бутылку и выпила уже половину. Не знаю, насколько вино было дорогим. Его кто-то подарил Айдару. Может быть за услугу, может быть за то, что окажет услугу, когда возникнет нужда. Не за красивые глаза же, правильно? Хотя у моего мужа они правда красивые. Я в них влюбилась быстро.
А теперь так же, как все люди, пользуюсь своим положением. Это всё мерзко...
Подношу бокал к губам и прокатываю по языку легкий ягодный вкус.
Еще на столе лежит флешка. Я играюсь с ней, как кошка играет с мышкой. Только ни одна мышь не может стать настолько разрушительным оружием, как эта малышка.
На ней что-то хранится. Если я хочу, чтобы производство Бекира закрыли и моего брата вернули домой, должна сделать так, чтобы информация с нее попала на ноутбук мужа. Ну и чтобы на поверхности накопителя были его отпечатки пальцев.
Мне это сделать не сложно. Физически. А морально… Морально я истекаю кровью.
Для отца я бездушный инструмент достижения целей. Его так сильно задело поведение моего мужа, что пережитое унижение вылилось на меня. И самое ужасное, наверное, что умом я даже понимаю, почему он отреагировал так остро. Но это бесчеловечно. С дочерями так нельзя.
Ни с кем нельзя.
Глаза наполняются слезами. Я запрокидываю голову и смахиваю их. Прокашливаюсь. Опускаю подбородок, чтобы переключиться. Смотрю в окно.
Сейчас даже не верится, что совсем недавно я метала с балкона ленту презервативов на этот же газон и требовала от Салманова побыстрее вернуться домой, чтобы хорошенечко меня оттрахать. Это звучит слишком легкомысленно. А откуда взяться легкомыслию в моей нынешней жизни?
Для родного отца, к примеру, я вещь. Но если бы знал, что в моих руках находится реальная возможность распоряжаться жизнями — вел бы себя деликатней.
Беру флешку пальцами и кручу на условном свету, который попадает в комнату с улицы. Делаю еще один глоток вина. Я, наверное, уже пьяная, но мир пока не вращается. Думать еще не сложно. А мне хотелось бы расслабить истерзанный мыслями мозг.
Я не знала, куда деться после ссоры с папой. Сглупила. Ноги понесли к мужу за поддержкой. Я снова приехала под стены прокуратуры. Встретила возвращающуюся с обеда ассистентку Айдара, потому что трубку он не взял. Дважды.
Она благородно, как показалось сначала, сообщила, что мой муж тоже на обеде. Даже уточнила, где. Я рванула. Не знаю, зачем. Потому что дура. Зашла в ресторан и оцепенела.