Деловая письменность Приенисейской Сибири XVII в. как источник региональной исторической лексикографии
Шрифт:
Первыми с Айдаром здороваются мой отец, мама, брат.
Лейла просто кивает, оставаясь за спиной.
Мы ждем приезда папиных ближайших друзей, которые поучаствуют в никахе, как свидетели. У Салманова, наверное, в нашем города и позвать некого. Где его родители – понятия не имею.
Может быть это обсуждалось, но я настолько не слушала, что могло быть даже неловко. Но не мне…
Перебросившись парой фраз с моими родными, Айдар ступает ко мне. Протягивает руку, я вкладываю свою на автомате.
– Не волнуйся…
Он
Вскидываю взгляд, не пугаюсь зеленых глаз. Изучения тоже.
– Вы не откажетесь? – Спрашиваю напоследок. Салманов переводит голову из стороны в сторону.
– Ты очень красивая.
Скольжу взглядом вниз по мужскому носу, губам, подбородку и шее. Останавливаюсь на груди. Смотрю в нее. Мне нечего ответить.
Высвобождаю пальцы и снова сжимаю букет.
Слышу, что сзади подъехала машина. Оттуда выходят люди, баба говорит:
– Пойдемте…
Скорее всего, я почти ничего не запомню из сегодняшнего дня.
Мне кажется, что в мечети душно, мало воздуха, я в панике… Почему-то боюсь грохнуться в обморок, хотя это же могло бы стать спасением? Есть вероятность, что надо мной бы даже сжалились?
Может быть всё, но я зачем-то всеми силами держусь за ускользающее сознание.
Айдар надевает тюбетейку перед входом, в моей голове проскальзывает мысль, что таким я вижу его в первый и последний раз.
– Идет мне? – он даже шутить пытается, а я неопределенно мотаю головой. Мир сошел с ума, если навязанный муж надеется на мое одобрение.
Кажется, что легкие атрофировались. Я так мечтала о своем первом свободном вдохе, а в мечети каждый делаю, преодолевая.
Только на третьем повторении вопроса муллы я выталкиваю из себя заветные страшные слова согласия.
Сшиваю свою душу с душой нелюбимого мужчины нитями, которые дал нам в руки Аллах.
Когда мы с Айдаром выходим, слышу радостные возгласы и многочисленные «иншалла». Это уже гости. Ресторан тут неподалеку, поедем кортежем.
Айдар Салманов держит мою руку крепко. Не похоже, что собирается отпускать.
Подводит к своей машине, помогает сесть на пассажирское. Мама рвется поехать с нами, чтобы помочь мне с платьем, но я к своему облегчению неожиданно слышу «рехмет, Данията. Справимся».
Мама не настаивает, а Салманов захлопывает мою дверь, обходит машину, снимая с темечка тюбетейку и пряча ее во внутренний карман, занимает место водителя и сжимает руль.
Мой муж.
Он теперь мой муж.
Цепенею.
Мы доезжаем до ресторана в тишине.
Всё окружающее нас веселье кажется мне ненатуральным. Напускным. Его и так меньше, чем обычно. А сегодня для меня вообще ни одно слово, ни один взгляд не в радость.
Айдар посвящает куда больше времени своему телефону, чем мне, еде и гуляниям. Иногда поворачивает голову и спрашивает, всё ли хорошо?
Я неизменно киваю и отказываюсь от любой помощи.
Ловлю себя на мысли, что если мы будем жить так… Может получится?
А потом вспоминаю, что мне предстоит, и тону в отчаянье.
Я знаю, что первый раз у Лейлы с Азаматом случился после свадьбы. И я знаю, что у подруги всё было именно так, как мечтала. А сама, боюсь, умоюсь слезами.
Выездная церемония сводится к тому, что мы просто вдвоем подписываем привезенные работницей ЗАГСа бумажки.
Я становлюсь Салмановой.
Это уже не вызывает слишком бурной реакции. Какая разница, если я себя ему в мечети отдала?
Айдар отказывается танцевать, веселиться, на все реагирует легким взмахом руки. Ко мне тоже в какой-то момент просто перестают подходить.
Подозреваю, мы войдем в историю как новобрачные, больше напоминающие истуканов. Но это – меньшая моя проблема.
Я непроизвольно то и дело кручу кольцо с большим, тяжелым камнем на пальце. Это мой махр. Очень щедрый. Которому я не могу радоваться.
Одновременно жду конца мучений и надеюсь, что этот конец будет оттянут, потому что за мучением толпой в мою жизнь придет мучение уединением. Я старательно отгоняю от себя картинки, как пройдет эта ночь. Не жду ничего хорошего.
Однажды Айдар кладет руку на наш с ним стол довольно близко ко мне. И меня дрожь пробирает, потому что его пальцы всё такие же красивые. Он весь красивый, вкусно пахнет, опрятен, наверняка умел, но мне плохо от мысли, что я подписалась во всем ему подчиняться. Мне нужно больше. Намного.
Он перебирает пальцами, они соскальзывают вниз, я непроизвольно поднимаю глаза на мужа. Он тоже смотрит. Как долго – не знаю. Но даже стыдиться не могу. Просто отмечаю, что зрачки большие, радужек почти не видно. Он внимательный, вдумчивый. А я, наверное, всё это время должна была наедаться подарочными фруктами, чтобы отдаваться потом с большим усердием.
– Устала? – Его вопрос колет иглой. Муж хочет услышать «да», но это не забота. А я осознаю, что оказалась в мире, где нет правильных ответов. На каждом шагу – ловушки.
Где теперь будет находиться мой островок безопасности с розовыми стенами и спрятанными в сундук куклами?
– Да…
Решаюсь, что лучше быстро пережить, чем растягивать. Салманов прикрывает на секунду глаза. Это его кивок.
Поднимает руку, подзывая распорядителя нашей провальной свадьбы. Просит о чем-то, тот кивает и быстро начинает говорить в микрофон.
"Молодожены собираются домой, но гости могут продолжать праздновать хоть до утра".
Уверена, никто не станет.