Деловая письменность Приенисейской Сибири XVII в. как источник региональной исторической лексикографии
Шрифт:
Покачивает стакан, выводит руку вперед.
– Хочешь? – Мотаю головой. Хочу, чтобы ушел.
Он может быть даже по глазам это читает. Усмехается, хоть и борется. Иногда кажется, что будь его воля – бесконечно хохотал бы, настолько я его потешаю. А когда будет… Когда своей будет делать – тоже посмеется?
Горло сжимается. Я почему-то вполне это допускаю.
Смотрю себе под ноги. Чувствую, что дыхание ускоряется. Ноздри трепещут. Жалость к себе собирается в жгучий
– Айлин, – окликает требовательно. Я тут же слушаюсь, замираю и смотрю в глаза. Сгусток тоже замирает. Больше не растет.
Когда мужской взгляд соскальзывает по моему плечу к кровати, по спине расходится жар. Это совсем не уютное чувство. Еле сдерживаюсь, чтобы не отступить обратно к ванной. Айдар возвращается ко мне. Не знаю, почему не спешит, почему колеблется. И благодарна ли я ему за это…
Вижу, как сглатывает. Я настолько напряжена, что взгляд цепляется за резко дернувшийся кадык. Потом – опустевший на половину стакан.
Не хочу с пьяным.
Но кого это волнует?
Айдар делает шаг ко мне, ставит стакан на журнальный столик. Кивает на покрывало и вполне определенно командует:
– На кровать садись.
Глава 13
Глава 13
Айлин
Я послушно сажусь, потому что любая другая реакция отныне теряет смысл. Я – жена. Должна подчиняться.
Опускаюсь на край кровати, сжимаю пальцами плотную ткань безликого покрывала.
Не знаю, почему, но мне важно казаться спокойной, хотя внутри – паника. Тело напряжено. Нервы натянуты струнами.
Я жду, что Айдар подойдет. Дальше – белый шум. Просто не могу смириться с реальностью, которая непременно наступит.
Но он медлит.
Стоит на расстоянии и смотрит. А для меня даже его прямой взгляд – уже слишком напористо. Не выдерживаю. Отвожу свой и чуть отворачиваю голову. Глубоко вдыхаю, выдыхаю медленно и через нос.
– Точно не хочешь?
Айдар еще раз предлагает выпить, но я мотаю головой. Когда боковым зрением отмечаю его движение – сжимаю ткань сильнее. Как будто бороться буду.
Но он идет не на меня.
Сердце качает кровь, как обезумевшее. Я слежу, как муж подходит к креслу. Садится, немного съезжает в отчасти даже неприлично расслабленную позу, забрасывает ногу на ногу.
Снова берет в руку и начинает покачивать стакан, тянет его к губам и делает маленький глоток. Попросит к себе подойти?
Думаю об этом и по коже мороз. Я вообще не представляю, чего от него ожидать. Жалость к себе накрывает новой волной. Приоткрываю рот, чтобы не расплакаться. Дышу…
– Ты побег уже спланировала?
И резко прекращаю. Что? Может ослышалась?
Хмурюсь и поднимаю взгляд на Салманова. Он продолжает смотреть на меня все так же – спокойно, с нескрываемым интересом, но нечитающимися эмоциями.
Наверное, с таким лицом проводят допросы. Или он не проводит?
– На сегодня или чуть позже?
Муж дает понять, что ответа ждет. А я честный проговариваю про себя.
Я его уже совершила.
Для него же медленно перевожу голову из стороны в сторону:
– Побега не будет. Я смирилась. – Произношу и немного пугаюсь. Мужьям не такое говорят в первую брачную ночь. Ими восторгаться должны, сгорать от желания, немного бояться, но так, для виду… Больше хотеть. А я хочу остаться наедине с собой и поплакать.
Между нами повисает долгое молчание. Может быть господин прокурор так играет на моих нервах. Испытывает. Если вру – не выдержу. Но я честна.
Видимо, он приходит к тому же выводу. Меняет позу, шелестя одеждой.
Стакан вновь опускается на столик. В широко разведенные колени упираются локти. Пальцы переплетаются.
Я смотрю на них. Представляю прикосновения на коже. Это не будет ужасно. Он красивый мужчина, приятно пахнет, наверняка опытен, вряд ли жесток. Но я всё равно не могу убедить себя, что жизнь преподносит мне подарок.
Я тону в непонимании, где заканчивается степень моей вины и начинается незаслуженное наказание.
– А он тоже смирился? – Упоминание Мити делает больно. Салманов загоняет в грудную клетку острое шило. Я мечтаю забыть о нем и о своей глупости. Отмыться от грязи. Только не знаю, получится ли, нырнув в новую грязь.
Зеленые глаза прожигают, без слов требуют смотреть в ответ. А я не могу не потому, что планирую врать. Просто сил нет.
Собираюсь. Решаюсь. Стараюсь сохранять самообладание и не давать сползать маске честной, покорной и покорившейся.
– Уже неважно. Я дала клятву перед Аллахом. Для меня это слишком серьезно.
В очередной раз веселю мужчину. Его взгляд вспыхивает смешинкой и гаснет.
– А для меня, очевидно, нет…
Пожимаю плечами и перекладываю руки с покрывала на колени. Их тоже сжимаю через ворс халата.
– Вы – не правоверный мусульманин, уж простите…
– Ты тоже.
Щеки вспыхивают. В груди зреет возмущение. Поднимаю взгляд и подмечаю в ответном азарт. Ловлю себя на мысли, что мужчина очень быстро и ловко научился мной манипулировать. Фокус чувств за несколько секунд смещен с Мити. Конечно, на него.
Салманов усмехается, я краснею сильнее.
Вам надоела на все согласная кукла? Хочется поострее?
В жизни не спрошу, конечно. Сама знаю, что права.